В СССР была построена социотехническая позиция научного типа, освобожденная от частного олигархического носителя. Капитал, разумеется, никуда не делся, но он был полностью огосударствлен (в чем СССР упрекали троцкисты – см. например, Т. Клифф «Госкапитализм в России»). Однако вместе с научно обоснованной позицией социотехники сверхвласть СССР получила и родовую травму социотехники, основанной на науке, – светскую веру человекобожия, неустранимые семена кризиса революционного мышления, всегда опровергающего не столько сам социальный порядок, сколько его религиозную охрану.
Откуда эта потребность в вере, если наука «все может»? Почему Робеспьер успел прийти к пониманию необходимости Верховного Существа и его культа в историческое мгновение между тем, когда казнил он и когда казнили уже его?
За первую половину XIX века этот культ уже соорудили, а к концу XX века он приобрел развитую форму двух сиамских близнецов – коммунизма и неолиберального демократизма, дерущихся за общую часть своего единого организма. Сугубая частичность, относительность и принципиальная опровергаемость научного знания стала общим местом в методологии и философии науки последней четверти XX века.
Этот вывод сделан и на Западе, и у нас – исторически синхронно и независимо друг от друга. В конечном счете философия науки вынуждена вернуться к вопросу об ученом незнании, знании о незнании, поставленном основателем научного мышления Николаем Кузанским.
Для социальной практики сверхвласти, опирающейся на науку, это решающая дело улика. Все в социальной реальности, что «не укладывается» в объект, а значит, неизбежно «лезет в субъект» в соответствии с научным методом, должно быть устранено. Такова норма базовой научной практики – эксперимента. Ученый удаляет те элементы реальности, которые мешают реализовать его неуниверсальный, единичный объект в поле его господства «над природой», которая тем самым тоже должна стать неуниверсальной, единичной. В социальной реальности это означает массовые жертвы вследствие войн, революций, репрессий, геноцидов, лишения доступа к жизнеобеспечению, хаоса и разнообразного нестроения, разрушения защитных механизмов этики и морали. Оправдать такую социальную практику может только религия без Бога, где место Бога занято человеком, и потому: человек человеку – Бог. Один уничтожает, другой уничтожаем, все согласны, хотя уничтожаемые недовольны. Но согласны. Ведь они тоже имеют теоретический шанс занять место Бога.
Неважно, кто разобщается конкретно, – враждебный класс и социальный элемент, расово неполноценные или просто многочисленные «неудачники» неолиберального экономического порядка, которых должны съесть наркотики, алкоголь, болезни (а медицина, будучи платной, дорога и недоступна), снижение воспроизводственного демографического потенциала за счет ликвидации биологических полов или просто голод в странах победнее.
Поскольку сверхвласть чистого научного разума как такового в виде СССР устранена, а социотехническая позиция вернулась в частные руки олигархии, может показаться, что теперь это будет сверхвласть «с человеческим лицом» олигарха, что всячески пытается доказать неолиберальная идеология и ее пропаганда. Но не стоит забывать, что сам-то научный элемент из этой позиции не устраним как основа, и без него ничего функционировать не будет в принципе. «Человечность» олигархов мы здесь обсуждать не станем.
Рубеж Сократа – Платона в европейской мысли создал своего рода развилку. Мышление было разделено на мышление о человеке и социальном, и мышление о природе, которые начали развиваться каждое своим особым путем. Универсальное мышление досократиков оказалось расщеплено. Ввиду бедности источников и кажущейся «простоты» досократических «концептов» современная мысль почти не обращает внимания на этот период, относясь к нему как к интеллектуальному «Парку Юрского периода». М. Хайдеггер выдвинул тезис, что без реконструкции содержания досократического мышления, его оснований у нас не будет ключа к разрешению кризиса, мы просто не поймем его.
Атомизм как проекция на весь мир наблюдаемой неделимости людей и животных – не единственный вариант атомизма. Этот атомизм лежит в основании натурального числового ряда, и его можно назвать натуральным. В его рамки вписывается не только теория элементарных частиц, но и квантование энергии.
Другая версия атомизма заключается в том, что реальность надо понимать как структуру, аналогичную знаковой. Например, слово ясным и понятным образом неделимо, хотя его можно разделить на буквы, словами они уже не будут. Буквы же неделимы. Если реальность есть текст, то ясно, почему в начале было Слово и почему словом мы можем понять (открыть) реальность. Именно в этой версии атомизма развивалась химия.
Логика же, которую такие аналитики кризиса европейского мышления, как Х. Зигварт, начали обсуждать в контексте психологического обоснования вообще, скорее всего, произошла из практики правового рассуждения, где формальная однозначность результата логического вывода социально необходима.
Человеческое мышление имеет право на существование именно как человеческое и в качестве такового эффективно во всем спектре задач, решаемых человеком, неважно, социальные это «науки» или естественные.
Наука развивалась как наука о «природе», вычленив из реальности и тем самым создав саму эту «природу» как «объект». Мысль о человеке развивалась, напротив, как то, что присуще самому человеку, руководит его существованием и меняет его. Различение субъекта и объекта к действительности человека и человеческого не применимо. Вещь не есть для человека объект. Ибо вещь существует благодаря человеку и поддерживается его существованием. А вот бытие человека как человека, в отличие от вещей, существование которых обеспечивает человек, обеспечивается только Богом. Вне этого фундаментального принципа нет никакой европейской цивилизации, нет всего, чего она достигла.
Наука же учредила «природу» вместо вещей как нечто, что существует без человека, вне и помимо него. Вещи обесчеловечились, перестав быть вещами. И наступил исторический момент, когда появилось методологическое и метафизическое обоснование научного взгляда на самого человека и человеческое, включения человека в «природу», обесчеловечивания человека.
Идеология этого подхода – натурализм – общая основа всех конфликтующих идеологий современной (XX–XXI веков) сверхвласти. Но кризис лишь обслуживается идеологией. Рождается же он западным практическим, историческим, политическим, мыслительным полаганием, которое может быть описано как метафизика научного субъекта и которое оформлено как постулат Декарта «мыслю = существую».
1.3. Западный кризис в анализе западных постмарксистов: М. Хайдеггер, Ф. Ницше, О. Шпенглер, Г. Гессе
Разумеется, Декарт ни в чем «не виноват». Не мысль Декарта опрокинула западную культуру. Декарт лишь окончательно отрефлектировал и сформулировал главный «двигатель» Нового времени: как мыслят – и поэтому – как поступают все. «Выдумывать» же субъекта начал, видимо, еще П. Абеляр. Хайдеггер показал, что постулат Декарта, фиксирующий самополагание самоочевидного самому себе субъекта, схватывает всю совокупность западной культуры, охватываемую Новым временем, включая не только «субъекта познания», но и социальные классы, и политические нации.
