Что бы американцы ни хотели сделать с Украиной (а желания эти весьма противоречивые – и обобрать самим, и покормить ею европейских сателлитов, и использовать как таран против России), контролировать ее у них не получается. Олигархи Украины не очень-то сговорчивы, постоянно торгуются, воевать не хотят, с населением реально ничего сделать не могут, а одной только пропагандой еще воевать никто не научился.
Даже ведомый американскими советниками Янукович в последний момент отказался от выгоды и отказался подписать требуемое «здесь и здесь», не читая и бесплатно, а также без продолжения своего президентства. Его за это из офиса вынесли, невзирая на Конституцию и международные гарантии, – а дальше-то что? Кончилась «мягкая сила» – управление и пиар, выдаваемые за моральный авторитет.
Власть гораздо сильнее ограничена в средствах, в отличие от управления. Но ее средства жестче – она может требовать убытков и потерь, там, где управление должно соблазнять прибылями и выгодами, комфортом и гарантиями. Она может приказывать и не стесняться этого, в том числе главам других государств, их крупным чиновникам. Она может открыто угрожать военной силой, применять санкции, что возвращает нас к довоенному устройству мира, мира без управления и – снова – к угрозе новой войны.
Власть уязвимее управления, она нуждается в признании, она должна нести хоть какую-нибудь, но реальную, ощутимую ответственность. Власть должна дать хоть какие-нибудь основания для подчинения себе. Власть может уклоняться от создания государства в пределах своего действия, но требование стать государством всегда висит над ней. Власть над миром должна открыто не признавать чужие суверенитеты. Для всего этого у США не так много политического ресурса, точнее, его очевидно недостаточно. Выражается это прежде всего в том, что фактически выйдя во властную позицию, США по-прежнему пользуются старым арсеналом скрытого влияния и управления, или, по крайней мере, существенно опираются на него.
Динамика давления на Россию в связи с ее позицией по украинскому вопросу имеет явные и четкие признаки шантажа и опоры на угрозы, которые, скорее всего, исполнены не будут ввиду их политической нереалистичности. А если и будут – то именно потому, что они неэффективны, по принципу «чем хуже – тем лучше», без сценария и плана продолжения. Между тем шантаж с самого начала не имел успеха и сразу находился за границами эффективного применения.
Венец этого шантажа на сегодня – демонстрация намерения реально вооружить т. н. «вооруженные силы Украины» американским смертельным оружием. Он открывает политическую дорогу как минимум к симметричному вооружению адекватными средствами сил ополчения, а как максимум – к полноценному вводу российских сил на всю территорию востока соседней страны, что при этом, скрепя сердце, вынуждены будут принять и даже приветствовать Франция и Германия.
Чем кончилось столкновение вооруженной до зубов, на миллиард долларов, грузинской армии в Южной Осетии с русской армией, сейчас уже не вспоминают. Ждали-то взятия Тбилиси, а Тбилиси оказался России и даром не нужен.
Давление США на Россию все еще строится в технике принуждения к политически безосновательной капитуляции на основе предательства русской верхушки, то есть все еще по модели предательства Горбачева, отдавшего русский ключ к Европе, Восточную Германию, не только не в обмен на что-то, но даже без обязательств и гарантий сохранения военно-стратегического status quo. Позднее эта модель была преобразована в модель ручной олигархии, обязанной обеспечивать послушание США русского президента и русских депутатов, ради чего в 1993-м русская демократия была расстреляна прямой наводкой из тяжелой артиллерии.
США и сегодня думают, что, надавив на два десятка фигур в российской элите и обеспечив белоленточную толпу, которая будет изображать народ, они решат вопрос не только о контроле над Россией, но и, возможно, ее долгожданного демонтажа. Вряд ли это сработает, модель устарела. В России воспроизвелся институт монархической власти в опоре на устойчивое народное большинство и, в отличие от XIX века, на конституционный строй. Крупные капиталы в России работают на эту конструкцию и зависят от нее, не национализированы лишь остатки ельцинской деловой семьи, но их доходы резко сокращены падением рубля, а политическое положение весьма неустойчиво. Даже украинская олигархия под прямым и столь для нее долгожданным диктатом США сегодня ропщет и уклоняется, наблюдая, как стремительно сокращается ее кормовая база.
Санкции против России – также отстающее средство воздействия, также ставка на шантаж. «Страшен» для оппонентов России не убыток от них европейскому экспорту (что тоже весьма болезненно), а реальное принудительное движение России в рамках этих санкций к восстановлению собственных производств. Это движение к швейцарской экономической модели, где роль швейцарского банковского сектора как дополнительной поддержки для экономики вполне может сыграть российские сырьевой сектор и ВПК, что прямо противоречит целям США.
Падение рубля оказалось ограничено падением цены нефти, а гнать ее и дальше вниз у США нет ресурса – не 1980-е. Это не значит, что рубль обеспечен нашей нефтью и газом (способностью их добывать и продавать). Но это значит, что рубль обеспечен всей совокупностью нашей национальной деятельности, политической прочностью и стабильностью в первую очередь, а также защищаемыми этой прочностью и стабильностью системными отраслями экономики, в том числе и сырьевыми, но не только.
Удар США против нас нацелен прежде всего на доказательство и демонстрацию всему миру неустойчивости России, ее нестабильности, прежде всего политической. Это и есть путь к обрушению экономики любой страны, например Украины. Один раз с русскими это уже было – в 1992–1998-м. Сейчас они осознанно защищают свою политическую стабильность и хозяйственное ядро. Системный же запрет на потребление импорта России жизненно необходим.
В целом США отвыкли от реальной политики. Они больны болезнью позднего СССР: стали сами верить своей пропаганде. США, как и СССР, есть общество, где власть опирается на знание научного типа, широко понимаемое как социология (первой такой социологией был марксизм, он и сейчас остается для американского истеблишмента базовой парадигмой). Условие же любого использования научного знания – его постоянная проблематизация, метод, исходящий из его принципиальной относительности и неполноты. Но власть склонна догматизировать свои же основания, превращать знание в идеологию. Это начало конца. Это всегда потеря способности видеть и понимать явления, которые в принятую парадигму не укладываются.
Мир меняется, как любили говорить сами американцы в 1980-е и 1990-е. «Сигналы», как любят говорить сегодня наши американские «партнеры», поступают все более «громкие». Саркози прямо требует признать Крым русским и российским. Кипр собирается размещать русские военные базы. Турция собирается быть газовым терминалом «Газпрома». Испанский руководитель спрашивает, кто компенсирует уже потерянные Европой 21 миллиард евро, а ведь это только текущий подсчет. Меркель при всем ее «уважении» к Обаме поддержать войну в Европе не готова, хотя Украину ей нисколечко не жаль. Что же она будет делать при Трампе?
