Как только исчезла политическая сила, управлявшая политическим проектом – СССР – и поддерживавшая его стабильность, как следствие не нужен стал и сам проект. Поэтому вопрос для нашей исторической рефлексии должен быть поставлен не о судьбе СССР, а о сущности КПСС (политической организации большевиков), о рождении, судьбе и смерти этой исторической и политической силы.
Конечно, оставшись без политической монополии (и поучаствовав в ее уничтожении), партийное руководство должно было самоопределяться. В этом, собственно, и состоит в данном случае пресловутая «роль личности в истории». Большинство из «личностей» забыло (да и не могло помнить), чем была Российская империя.
В ход пошли выдуманный русский неонационализм, вера в Запад и конкретно в США, любовь к несуществующим «общечеловеческим ценностям» (если иметь в виду реальное человечество) и прочая боевая антирусская и антироссийская идеология, направленная на уничтожение России и тщательно подготовленная еще в ходе холодной войны. Тех, кто поддался этим соблазнам, находясь на ответственных постах, наверное, можно назвать предателями – истории России, ее традиций и политической культуры. Но смерти КПСС предательство не объясняет.
Откуда взялись большевики? Их появление было полной неожиданностью для империалистических врагов России, которая должна была исчезнуть с карты мира по результатам уже Первой мировой войны. Эта неожиданность вполне объяснима – у большевиков не было никакой истории и предыстории. Поздняя советская идеология такую псевдоисторию сконструировала, объявив «предтечей» большевизма «революционное движение» и возводя его аж к аристократам-декабристам и интеллигентам-разночинцам.
В предшественники большевизма были зачислены и террористы всякого рода. Действительное же появление большевизма из социально-исторического «ничто» произошло именно тогда, когда возникло и самоназвание «большевики»: на памятном для них (и ни для кого более в тогдашних России и мире) 2-м съезде РСДРП.
Съезд закончился 23 августа 1903 года и поставил историческую и политическую задачу – борьбу за диктатуру пролетариата. Тогдашние европейские и российские власти вряд ли бы поняли, о чем речь, а если бы и поняли – то от души посмеялись бы. Собравшиеся сами объявили себя единственной и высшей властью в мировой истории. Ну как тут не покрутить пальцем у виска? Но уже через 15 лет они реально такую власть получили на пространстве приказавшей долго жить Российской империи. Получили власть, стоящую выше всех известных в истории и имеющихся в наличии государств.
То, что произошло, готовилось всей историей Нового времени, всем его культурно-цивилизационным развитием. Угасла западная вера в Христа – через католическую ересь, подчинившую веру задачам установления власти, через протестантский бунт, подчинивший веру задачам обогащения, и через приход на место Бога субъекта научного мышления, объявляющего себя существующим на основании самоочевидности и самополагания. Декарт выразил этот культурный факт в своем постулате «мыслю = существую». Большевики не имели никаких традиционных оснований для власти: ни передачи ее по наследству, ни получения через демократический выбор большинства, ни покупки власти за счет богатства. Но большевики объявили себя высшей исторической силой на основании обладания научным знанием о социуме и ходе истории. В этом и заключалась их культурно-цивилизационная новация, их неожиданный ход. Неожиданное заключалось в том, что знание такое действительно уже было, и большевики им действительно воспользовались.
Проклятие научного знания будет довлеть над большевистско-коммунистическим субъектом в течение всей жизни этого субъекта – от августа 1903-го до марта 1990-го. Ведь научное знание всегда относительно, частично и опровергаемо ходом самого научного мышления. Даже в естественных науках.
Декартов субъект, становясь субъектом власти, свободным от государства и над государством, субъектом целенаправленного преобразования истории, неизбежно сталкивается с дефицитом оснований, следуя именно избранным им научным путем. Наука сама постоянно опровергает свои собственные теории. Поэтому в качестве компенсации дефицита собстенно научных оснований власти на сцену неизбежно выходит религия субъекта – социальная светская религия без Бога.
Такова вера в коммунизм – в субъекта, и в этом качестве – в «человека». Противоречие между научным и религиозным компонентом в основаниях власти политического субъекта большевизма-коммунизма в конце концов и убило его. Научный компонент в конце концов полностью исчез, все командные позиции захватила светская религия.
Покончить с политическим субъектом осознанно и планомерно примерялся уже Сталин. Наша гражданская война велась не из экономических и правовых соображений, как, например, война Севера и Юга в США. Она велась с целью установления научной догматики об обществе (то есть ради приведения общества-объекта в соответствие с теорией, что нормально для научного мышления), а также ради утверждения светской религии для масс.
Она беспощадна к противнику, добившись его полного уничтожения, что и было сделано. Никаким примирением она закончиться в силу сказанного не могла, и никакой двухпартийной системы, как в США, у нас поэтому появиться не могло (это примирение не достигнуто и сегодня).
Что Сталин должен был делать с большевиками-ленинцами? С Троцким, призывавшим к распространению революции (и войны) на весь мир? Политика Сталина имела множество признаков имперской реставрации, которые Великая Отечественная война лишь усилила. Но пойти вплоть до отмены светской веры, рефлексии реального социализма и возврата к научному поиску в области оснований власти и общественного устройства он не смог.
Хрущев попытался возродить коммунистический миф. Это и был антисталинизм. Под знаком второго захода на коммунизм прошли 60-е, а конец этим устремлениям общества (не только руководства) положило советское вторжение в Чехословакию. Действительная политэкономия советского общества становилась все более государственно-капиталистической, ориентированной на потребление, став таковой окончательно при Брежневе.
За что нас и ругал товарищ Мао как ренегатов и оппортунистов – а вместе с ним и все европейские левые, в чьих глазах советское общество утратило культурно-цивилизационное лидерство. 1970-е стали десятилетием угасания КПСС, а перестройка – ее агонией.
Политический субъект не вернется. У него, в отличие от государства, нет механизмов воспроизводства. Нам придется научиться реализовывать принцип всеобщности политического без принуждения со стороны политической организации-монополиста. Политический субъект неолиберализма и всеобщей управляемой демократии, паразитирующий на США, точно так же смертен. В свободу субъекта входит не только свобода полагать себя, но и свобода обратного действия, свобода располагать, свобода не-существовать.
Сегодня мы видим в США очень похожие на поздний СССР догматические усилия либеральной идеологии, очень знакомое нам на собственном опыте нежелание анализировать реальное положение дел и проблематизировать господствующие научные представления об обществе. А ведь общество и само может не захотеть соответствовать теориям о самом себе, что делает социальное знание еще более неустойчивым, нежели знания естественных наук.
