На другой день я начал все это делать, соблюдая технологию. Рисовал примерно как Остап Бендер. Дня через четыре принес художественные творения, торжественно приколотил…
На третьей полке у трубы
Кто-то посоветовал моей маме сходить в ансамбль песни и пляски (им были нужны музыканты) и сказать, мол, у меня сын-музыкант, в тюменском пехотном училище… Она так и сделала.
И в наше училище из ансамбля прислали запрос. А его – хлоп! – под сукно. Самим, дескать, нужен такой ценный кадр: киномеханик-музыкант и по совместительству – конюх и лошадиный художник!..
Тут подоспел смотр военной художественной самодеятельности в Новосибирске. Я готовлюсь, Женя Матвеев готовится. Я репетирую с певцами, с хором. А когда уже надо ехать, вместо меня берут какую-то пианистку! Это чтобы я в Новосибирске нечаянно не остался.
Ребята говорят:
– Давай мы тебя спрячем в вагоне!
Я, конечно, иду в вагон, где-то прячусь, и поезд отправляется. Когда отъехали довольно далеко, появляюсь из укрытия и сталкиваюсь с капитаном Барабановым. Он дико кричит:
– А ты, Зацепин, почему здесь?!.
– Ну, как же, – говорю, – товарищ капитан! Я столько репетировал! Я должен там играть!..
Он поорал, поорал, но куда меня девать теперь? Ссадить с поезда? Поздно! Уже сто километров отмотали.
В общем, приехали в Новосибирск, поучаствовал в смотре самодеятельности. И тогда начальник ансамбля песни и пляски мне говорит:
– Все, Зацепин, назад не поедете, здесь оформляетесь!
Заключительный концерт был в Доме офицеров. И вот я спускаюсь по лестнице с начальником ансамбля, а навстречу – капитан Барабанов. Он говорит:
– Сейчас Зацепин поедет назад, в Тюмень!
А начальник ансамбля:
– Нет, он остается, я его уже оформил! Мы вам три запроса посылали – вы не отвечаете. Все, до свидания!
А я стою и про себя ликую.
Капитан Барабанов по внутреннему своему содержанию был похож на барабан: часто кричал на подчиненных, стучал кулаком, не отдавая отчета в том, что говорит. И вот, наконец, мне удалось избавиться от его опеки!..
Так я остался в этом ансамбле. Жил дома. Получил офицерскую форму с солдатскими погонами, два раза в месяц давали паек. Какое-то время у нас жил Эдик Сальницкий, позже его тоже взяли в ансамбль. Нам давали паек. Мы приносили домой по мешку с едой. Жить стало лучше. Шел сорок шестой год.
Эдик играл на саксофоне. Место пианиста было занято. За роялем сидел Жора Иванов (впоследствии ставший композитором, ректором Новосибирской консерватории), мы с ним учились вместе в музыкальной школе. Я играл на аккордеоне. У нас был настоящий джазовый оркестр: четыре саксофона, три трубы, три тромбона, певица. Из нас тоже собрали вокальный квартет: я, Эдик Сальницкий, Волвенков и Коля Трусов. На четыре голоса пели…
Студент консерватории
Прекрасно ездили по разным городам, все было замечательно. Потом вышел ждановский указ, и приказали: джаз запретить, оркестр расформировать! Прошлись по музыке Прокофьева, Шостаковича. Называли это космополитизмом музыки. Тогда и фабрику музыкальных инструментов разломали. Все уничтожили, саксофон даже показывать было нельзя!..
У нас был дирижер Гуляев. Он руководил оркестром народных инструментов. В первом отделении – джаз-оркестр, певцы, певицы, танцы, балет, а во втором – советские песни, народная музыка, русские танцы, хор. И вот дирижер говорит мне:
– Ну что, Александр, давай учись на балалайке! Или в армию пойдешь дослуживать. Другого варианта нет.
И начал я учиться играть на балалайке. Дома стал заниматься. Соло, конечно, не играл. Солистом был бывший скрипач Лева Розин. У нас было две-три балалайки, которые играли аккомпанемент. Потом я, правда, прилично навострился играть. Тогда шел фильм «Джордж из Динки-джаза», и там герой прекрасно играл на банджо. И я в этом стиле играл. Дирижер не слышал, а я играл в свое удовольствие. А ребята рядом слышали…
Однажды приключилась с нами очень интересная история. Мы играли в бильярд. Я взял контрабас Миши Крженевича (у него была такая здоровенная балалайка) и неудачно с ним прыгнул. Гриф и отломился. А до концерта оставался час. Побежали к мастеру:
– Что делать? Сейчас концерт!..
Он говорит:
– Ну, это клеить надо! Сутки сушить.
Тогда мы примотали гриф проволокой и попытались настроить инструмент. Он не держит: струны сильно тянут. А первая вещь в концерте начинается сразу с басов. Слышу: контрабас не играет! Я Сашке Семенову:
– Погромче!
А он на тубе играл. Миша же подтягивает колок, опять слушает… А дирижер Андрей Новиков, к счастью, ничего не замечает. Он так самозабвенно дирижировал, улыбался, где-то в облаках летал!.. И все сошло благополучно.
Ездили мы в поездах. Я выбирал третью полку сбоку. Она, правда, очень узкая. Там проходит теплая труба. Я к ней ремнем пристегивался, чтоб не свалиться, и на одном боку спал.
Наши ребята все были с юмором. Как-то в Омске Жора Иванов и еще трое наших пошли в какой-то ресторан. Они спокойно поднялись на эстраду и начали играть. Жора – на рояле, Коля – танцор прекрасный, танцует… Ну, им по рюмочке подали, закуску. А в это время туда заходит старшина.
– Вот вы где!.. – кричит.
Они – бежать!.. Втроем прячутся за какое-то дерево… Конечно, от старшины не скрыться. Он их привел и посадил в карцер. Их выпускали поработать на концертах, а потом – опять в карцер. Им кто-то туда бутылочку передал, они и там концерт устраивали – пели. А солдаты, которые в то время были свободны, на травке сидели и смотрели. Окно в карцере было открыто. Сашка-тубист изображал обезьяну, танцевал, Коля декламировал что-то…
Им еще добавили срок.
И вот дирижер говорит мне:
– Ну что, Александр, давай учись на балалайке! Или в армию пойдешь дослуживать. Другого варианта нет.
И начал я учиться играть на балалайке.
В шапке с четырьмя ушами
После демобилизации меня взяли в Новосибирскую филармонию и сразу предложили поехать на маленьком пароходике в гастрольное турне по Оби. Я согласился. Платили хорошо. В армии я получал десять рублей, а тут вдруг – четыреста! У людей зарплата была по сто рублей…
Я два отделения аккомпанировал на рояле. Если в клубах рояля не было, то на аккордеоне. И соло играл. Бригада была человек двенадцать. Два певца и певица, иллюзионист, жонглер, танцевальная пара и так далее.
Поездка – на два месяца. Новосибирск – Бийск – Колпашево. Отдельная каюта – одно удовольствие. И вот на нашем колесном пароходике мы с администратором решили на ходу искупаться. Я тайно сел в лодку (она на длинной веревке прицеплена к корме). Администратор должен был прыгнуть с борта, а я – ловить его с лодки. Опасно, конечно! Под колесо можно угодить…
