– В чем будет заключаться моя задача? Подставиться?
– Если будет нужно. Мы полагаем, что с Балу что-то пошло не так, и убийство – это эксцесс, а не первоначальный план. Мы полагаем, что они попытаются тебя завербовать. Если это так – иди на вербовку.
Я промолчал. Получается, моя карьера в спецназе закончена. Никто, известный иностранным спецслужбам, в спецназе служить не может.
– А если попробуют убить?
– Попытайся взять живыми. Но, в общем, действуй по обстановке. Второй Ростов нам не нужен.
Интересно, попало кому-нибудь за Ростов или нет?
– Если операция пройдет успешно, то у тебя один выбор из двух. Если нам удастся задурить им голову, то ты переводишься в Москву, в десятое управление Генштаба. Будешь давать дезу
[36] столько, сколько получится водить их за нос. Если игра не удастся – остаешься здесь, через пару лет будешь начальником первого отдела «Ижмаша». Должности и там, и там полковничьи…
Я смотрел на приближающийся теплоход и ничего не отвечал…
Подошел теплоход, ошвартовался, кинули сходни, и мы зашли на борт, прокомпостировав билеты. Янкель сразу направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
– Куда мы идем?
– Наверх. Увидишь, зачем…
Наверху народу было немного, потому что середина дня, народу много бывает либо утром, либо вечером. На самой корме сидела женщина в белой мужской рубашке и синих джинсах, выгодно показывающих ее длинные ноги. Она кормила чаек, отщипывая от батона маленькие кусочки и бросая в воздух. Чайки подхватывали на лету.
Я остановился.
– Вот, спасибо…
Михаил Ефимович посмотрел на меня поверх очков.
– Если хочешь знать, Саша, эта девочка – дочь моего друга. Который погиб. И она в девятнадцать лет работала у главного противника, потому что так было надо. Так что хватит кобениться и пошли…
Кобениться. Хорошее слово. Новое в лексиконе моего куратора, полковника госбезопасности Михаила Ефимовича Янкеля…
– Установленные разведчики среди запрошенных есть? – спросила Маша.
Михаил Ефимович покачал головой.
А я все пытался понять, когда девушка по имени Маша появилась в отделе делопроизводства «Ижмаша». Давно – или недавно? Судя по тому, что ее все воспринимали как свою на той вечеринке – довольно давно. Хотя, наверное, если она в девятнадцать лет работала у главного противника, то умеет входить в доверие. Мне же она вошла настолько, что, если бы не бандиты у меня в квартире, мы бы с ней сейчас в одной постели лежали.
Интересно, а она о бандитах знала? Может, у нее автомат в сумочке был? Да нет, вряд ли…
Теплоход швартовался у пристани на Воложке. Постепенно мы остались одни на верхней палубе.
– Ну… – Михаил Ефимович потер руки, давайте… Маш, вручаю самого лучшего нашего силовика в твои надежные руки. Саша, не обижай девушку. А мне – пора обратно.
– Что это значит? – спросил я.
– Оставайтесь тут… отдохните… вон, санаторий обкомовский стоит. А мне – в Москву пора… дела наши тяжкие.
– Туда нас не пустят.
– Я заказала номер… – сказала Маша.
Номер и в самом деле был заказан. С двухспальной кроватью. Но это не проблема, в пустыне Регистан мы спали в песке, просто подложив что-нибудь, чтобы не замерзнуть. Ночью в пустыне бывает очень холодно…
Вечером мы сходили в кафе на берегу, а потом вернулись. Держали «пионерскую» дистанцию, к моему удивлению, Маша даже не пыталась меня соблазнить. Просто вела себя как обычная подруга.
В номере Маша ушла в ванную, а я вышел на широкую лоджию, чтобы не было лишних вопросов. Женщины не любят, когда им отказывают прямо, потому лучше намеками. Вообще, женщин понять сложно, проще даже не пытаться. Просто жить как живешь…
Маша намека не поняла. Скрипнула дверь на балкон.
– Злишься?
– За что? – спросил я, не оборачиваясь. Было уже совсем темно, и луна вычертила на глади пруда серебряную дорожку.
– Мужчины обычно злятся. Чувствуют себя использованными.
– Ты меня не использовала. Просто не успела.
Она встала рядом… она была едва ли не выше меня.
– В баскетбол не пробовала играть?
– Пробовала. В волейбол. У нас в колледже была команда.
– В колледже?
– Да, там. В США.
– Принято говорить «главный противник».
Она ничего не ответила.
– Слушай… – сказал я, – я в этих делах неопытный балбес… скажи, ты знала, что там бандиты в доме.
– Нет.
– А что было бы, если бы я не заметил?
– Не знаю.
– То есть если бы там не было бандитов, ты бы меня со спокойной совестью поимела, так?
…
– Хочешь, расскажу про моего отца?
– Зачем?
– Затем, что это нужно. Мой отец был нелегалом в Вашингтоне. У меня в настоящем свидетельстве о рождении знаешь, что должно стоять?
– Вашингтон?
– Да. Мемориальный госпиталь, я появилась на свет именно там. Мой отец и моя мама были разведчиками. Советскими разведчиками. А я была американской девочкой, я родилась и выросла в Джорджтауне, ходила в американскую школу. Мой родной язык – английский, русский я выучила уже здесь.
– У тебя неплохо получается.
– Что?
– Говорить по-русски.
– Спасибо. Папа был не просто агентом. Он был нашей связью с самым важным агентом за всю историю КГБ. С Олдриджем Эймсом
[37]. Папа сказал мне, кто он такой, когда мне было шестнадцать. Потом я не раз оставляла и забирала закладки… агенты ФБР не могли поверить, что это делала школьница. Когда американцы раскрыли Эймса – его надо было эвакуировать. Была разработана специальная операция. Но что-то пошло не так… за нами следили и в любой момент могли арестовать. Тогда папа высадил нас с мамой, а сам врезался в бензовоз, устроив пожар и завал на шоссе. Так нам удалось скрыться.
