Я мрачно смотрел через окно на кованую решетку стадиона. Пятидесятые годы прошлого века.
– Хорошо. Для чего вы это мне показали?
– Как взнос в копилку доверия.
– Доверия? – с сомнением сказал я. – Не будете ли вы столь любезны объяснить мне смысл этого слова. Забыл в скитаниях по восточным странам, где толика доверия там, где не надо, может означать, что тебе выпустят кишки.
– Да, доверия. Видите ли, вы не все знаете об Абу Джихаде. И об Осаме бен Ладене.
– Не все? Тогда расскажите мне все.
Михаил Ефимович выслушал мое сообщение о контакте с американским агентом относительно спокойно. Хотя я сам мог с ходу назвать две инструкции, которые нарушил.
– Неподготовленный контакт с иностранным агентом, – сказал он, как только я закончил, – ты понимаешь, что это глупость.
– Она назвала мой афганский псевдоним. И рядом была машина.
– И она тебя в эту машину затащила. Не трахнула случайно?
– Нет, – в тон ответил я, – в машине было мало места.
– Ты понимаешь, что из этой машины мог не выйти? Тебя и сейчас не мешало бы проверить – некоторые яды начинают действовать спустя недели.
– Зачем американской разведке мой хладный труп?
– А хотя бы за тех американцев, которых вы в Сараево приземлили…
…
– Как она назвалась?
– Николь. Врет, наверное.
– Нет. Не врет…
Янкель помолчал, взвешивая на весах ту дозу правды, которую он имел право выложить мне…
– Человека, который раскрыл Эймса, звали Жанна Вертефей
[43]. После того как Эймс ушел – американцы начали привлекать в ЦРУ женщин, они даже проводили специальные исследования женской подозрительности. Согласись, что женщине для того, чтобы у нее появились подозрения, надо совсем мало, а чтобы подозрения развеять, надо постараться. Иногда, чтобы доказать что-то женщине, всей жизни не хватит.
– Да, но мы говорим о разведке.
– Все равно…
Я выдохнул.
– Мне что делать?
– Пока сидеть ровно. Сам понимаешь… это очень необычная ситуация. Чтобы американская разведка так шла на контакт…
– Мне показалось, что у них земля под ногами горит.
– Ой-вей, – раздраженно сказал Михаил Ефимович, – еще бы она у них не горела. В Саудовской Аравии умер король, а наследник даже на трон своими ножками взойти не может. И встает вопрос – кто. А среди молодежи далеко не все обожают частные самолеты «Боинг» и рулетку в Монако. Есть и те, кто обожает взрывать самолеты «Боинг»…
…
– Короче, пока все ровно. Если еще раз проявится – иди на контакт, но на свой страх и риск.
– Я понял.
– Да… а чего ты связь-то заказывал. С утра.
– Да так… ничего. Хотел спросить, мы с Машкой вроде как вместе теперь живем. У нее день рождения когда?
Не знаю, поверил ли мне Янкель в последних моих словах. Вряд ли…
Но с Машкой что-то делать надо.
На выходе из комнаты спецсвязи меня уже ждут.
– Товарищ подполковник?
…
– Вас ждет начальник УКГБ по УАССР, генерал госбезопасности Кружилин…
Даже полным титулованием. Значит, на ковер…
В кабинете Кружилина я был первый раз – чином не вышел. Осмотрелся… обычный кабинет, старый стиль еще – мореное дерево, береза, дерьматинчик, простите. Двойная дверь из приемной – для совчиновника это икона, потому что двойная дверь положена только в самых высоких кабинетах. В Средней Азии, например, символом приближенности к власти являются павлины, а в России – двойная дверь в кабинет. На столе, с длинным приставным для совещаний, мода была введена еще В.И. Лениным, единственно, что выбивается из стиля, это небольшая металлическая фигурка писающего мальчика. Точно такая же есть в Брюсселе, городе, где находится штаб НАТО и основные органы управления Европейского союза. Деталь, говорящая о многом.
Кружилин сесть не предложил, и потому я сделал это сам. По неофициальной «табели о рангах» я и прав и неправ одновременно. Прав, потому что я никогда не был прикомандирован к местному УКГБ, я остаюсь офицером центрального подчинения. Неправ, потому что он меня старше на несколько званий.
Но в таком случае и он получается неправ – он должен был не вызывать меня, а обратиться к моему начальнику, равному ему по званию…
– У нас здесь тихо, – сказал Кружилин, – и так и должно оставаться в будущем. Я не позволю превращать республику в полигон для шпионских игр. Хватит уже… допрыгались.
– Простите?
– Допрыгались, говорю! – рявкнул Кружилин. – Спецмероприятие, потом террористы, а теперь еще и шпионов подавай! Если так, мне не проблема выслать все делегации в двадцать четыре часа. Особый контрразведывательный режим для Ижевска никто не отменял. Это не Золотое кольцо – нечего тут смотреть!
– Товарищ генерал, я, как и вы, подчиняюсь указаниям Москвы.
Кружилин нехорошо осмотрел меня
– Тебе жить. Я сказал, ты услышал. Иди.
Выходя из здания УКГБ, подумал, что что-то я упустил… что-то важное. Ага… вот что. Спецмероприятие. Что за спецмероприятие? И почему я ничего о нем не знаю?
О Маше я, честно говоря, забыл… когда живешь один, привыкаешь как-то отвечать за себя самого – и только. Пока ехал, думал, что у нее хватит ума довести до конца то, что я грубо прервал. Но оказалось, нет. Она каким-то образом отстегнула наручник и теперь сидела на кухне и даже заварила чай с мятой, за что ей респект. Мята у меня была выращенная на огороде (не моем), сушеная.
Я сел на другой стороне стола, налил чай и выложил на стол лекарства, которые купил. Настойку пустырника, в том числе… помогает.
– Мы жили… – она говорила, глядя в пустоту, – мы жили в обычном вашингтонском пригороде, в Джорджтауне. Был когда-нибудь в США?
Я отрицательно покачал головой.
– Отец был лоббистом. Это такие люди, которые знакомы с политиками и помогают продавливать решения, нужные тем или иным фирмам. За деньги, естественно. У отца это хорошо получалось, и кроме того… вашингтонские политики – это своего рода… каста. Ближний круг. В него сложно проникнуть, но если ты стал своим – ты знаешь очень многое… и можешь влиять очень на многое. Не счесть законов, которые были приняты, потому что так этого кому-то захотелось. Отец был очень умным…
– Можешь не рассказывать.
– Но я хочу! Эта Николь… она познакомилась со мной в старшей школе. Я думала, что она моя подруга. Привела ее домой… отец и мать были не против… должна же я была как-то социализироваться. Потом оказалось, что она установила у нас подслушивающее устройство. Ее отец входил в спецгруппу, которая шла по нашему следу.
