Что такое метротрам? Это гибрид метро и трамвая. Он третий в стране, до этого был только в Волгограде и Кривом Роге. Вагоны трамвайные, шкодовские, линии залегают неглубоко, настолько неглубоко, что эскалаторов нет, люди спускаются под землю, как в подземный переход. Высвободившаяся земля частично идет под расширение проезжей части, частично устраивается широкая разделительная полоса с газоном…
Под метротрам у нас решили делать самую длинную линию трамвая – десятую. Она начинается на Подлесных (этих улиц десяток), дальше идет мимо парка Кирова, магазина «Океан» вверх к ЦУМу (там была единственная полноценная заглубленная станция с эскалатором), дальше она идет до центра, поворачивает на трамвайном кольце, идет под землей по Ленина, дальше до Ипподрома, в только что застроенный Старый аэропорт и новые районы. Проект казался очень выгодным, потому что он разгружал центр и позволял одной только веткой соединить едва ли не все заводы города и основные спальные районы. Кроме того, в Татарии начали метро строить, в Казани – ну а мы начали строить метротрам. Потом в семидесяти километрах от нас заработал Елабужский автомобильный, и необходимость метротрама сразу стала далеко не очевидной. Его приостановил на два года новый Первый, затем все же решили достраивать, но по остаточному принципу. Несколько лет строили, но все-таки пустили.
Несмотря на опасения, метротрам все же пользовался спросом, потому что как только стали доступны машины, так увеличилось количество пробок и стало некуда поставить машину – в рабочие дни в основном все же пользовались метротрамом. Но никто и в кошмарном сне не мог себе представить, что в метротраме окажется террорист…
Остановка на «Парке Кирова» имела три входа – от самого парка, от проходной электромеханического завода и с тротуара на улице Кирова. Я надеялся, что террорист попытается скрыться через один из этих проходов. Но, уже прыгая по ступенькам, я услышал шум вагона и понял, что происходит самое худшее…
– Остановите движение!
Дежурной по станции видно не было, люди шарахались в стороны, за колонны. Сбежав вниз, я увидел отходящий вагон и понял – террорист внутри.
О чем я тогда подумал? А хрен знает, о чем. Но я прыгнул на пути…
На токопроводящий рельс, к счастью, не попал – вагоны были шкодовские, европейского образца, и питались они не от контактной сети, а от специального рельса. Говорили, что он безопасен, но черт его знает. Увидев уходящий в темноту вагон, я побежал за ним по шпалам. Следующая остановка была «Сельхозакадемия», она была совсем рядом, и я надеялся догнать трамвай за то время, пока он идет к остановке. Тем более что остановки у метротрама немного дольше, чем у обычного трамвая.
И тут вагон остановился. Погасло и основное освещение пути – тут же включилось аварийное. В вагоне мигнул свет…
Есть ли у террориста заложники? А гранаты? Какое у него оружие? Сколько человек в вагоне? Это я ничего не знал. Знал только то, что в любой момент он психанет и начнет убивать всех подряд.
Единственным моим преимуществом было то, что он меня не видел. И пистолет. Если бы это был «стечкин», нечего было бы и соваться, «макаров» против закаленного стекла
[72]. Но у меня была «Гюрза». А она прошивает стандартный бронежилет.
Последние несколько шагов я сделал пригнувшись, чтобы меня не было заметно из окна поезда. Пан или пропал.
Все произошло мгновенно, быстрее, чем это рассказывать. Перед самым стеклом я осторожно выпрямился, держа пистолет так, чтобы пуля ударила в стекло под прямым углом. Террориста я увидел сразу – он стоял ко мне спиной, в руке что-то, похожее на автомат. Между ним и мной не было никого, все-таки часть пассажиров успела покинуть вагон, когда заскочил вооруженный человек. В фильме я должен был бы как-то привлечь его внимание, дать шанс – и только потом стрелять. Но это был не фильм. Я присел, чтобы стрелять как бы снизу вверх. И выстрелил. Террорист исчез из видимости, запахло порохом, а все стекло моментально покрылось мутной паутиной трещин, расходящихся от рваной дыры…
За моей спиной на пути прыгали, бежали к остановленному вагону вооруженные сотрудники КГБ.
Террорист был убит наповал – пуля пробила его насквозь и, как я и рассчитал, ударила в крышу вагона. У него обнаружили польский автомат «Рак-63» с запасным магазином. Излюбленное оружие некоторых группировок на Ближнем Востоке, его предпочитал сам Абу Нидаль. Это он сказал: я убиваю, значит, я существую.
Вагон остановили на «Сельхозакадемии». Станцию перекрыли, движение перекрыли, пассажиров со станции выгнали. В самом вагоне пострадавших не было.
Когда я уже выбрался из тоннеля на станцию вниз, по ступенькам сбежала Маша, за ней шел Михаил Ефимович. Ничего не говоря, под взглядом оперов милиции и КГБ, бросилась ко мне, вцепилась… и так и замерла, ничего не говоря. И потряхивало ее немного.
– Как я… не сильно тебя… ударил… – не зная, что говорить, спросил я.
Она ничего не ответила.
Жора, Жора…
Как ты был толстым, так и остался…
Я смотрел на Гельмана, лежащего на каталке в морге. Он был голым, лицо было синим от удушья. Он умер, не дождавшись помощи «Скорой».
Рядом был Михаил Ефимович, он держал в руках какую-то карманную книжечку и читал по ней еврейскую молитву.
Жора умер от удушья. Эта дрянь выстрелила в него из ручки иглой с каким-то парализующим составом. В суматохе никто не оказал ему помощь, а потом было уже поздно. Легкие отказали, и он так и умер там, в парке. Потом его подобрала «Скорая», он был еще жив, но врачи ничего не смогли сделать. Они даже не установили, чем он был отравлен, к исследованию срочно были привлечены специалисты с местного медицинского, но так ничего и не добились, образцы отправили в Москву. Вместе с противоядием, которое было обнаружено в кармане этой твари-террористки.
Но убить ее Гельман успел – выстрелил из бесшумного пистолета, замаскированного под сотовый телефон. Возможно, если бы не это, то это я подох бы как крыса и лежал бы сейчас в морге…
Трупов было столько, что в морге не хватило мест, пришлось везти в медицинский. Благо это в квартале от здания УКГБ по УАССР. Четыре бригады судмедэкспертов вскрывали и писали протоколы. Мы приехали сюда из нового здания прокуратуры. Дело возбудил прокурор УАССР, по невиданной в этих краях статье «Террористический акт», я дал первые показания.
Янкель показания не давал – по статусу его мог допрашивать только спецпрокурор из ГВП
[73] как секретоносителя высшей категории. Его даже приглашать в здание любого правоохранительного органа не имели права – по секретной инструкции при возникновении такой необходимости должны были бы сразу известить Москву и ждать оттуда спецгруппу.
