Но как бы то ни было, эта штука способна переварить за несколько секунд стопатронную ленту и превратить их всех в дуршлаг.
На всех троих солдатах камуфляжная форма неизвестного типа, но отлично подходящая к местности. У того, что спрашивает документы, я успел увидеть автомат «МР5К» и черные противосолнечные очки, у двоих других очки армейские, противоосколочные, на эластичной ленте. Скорее всего, тот, что спрашивает, офицер.
Офицер постучал по двери, Вахид открыл. На меня он даже не обратил внимание – говорящее орудие труда, что-то вроде раба.
– Аап ка куа нем хай?
– Мера нем Вахид хай.
– Тум каан се а рахе хо?
– Хум айии сии Хост. Мей джатта хуун Абу аль Валид базар.
– Хум куа бечна?
– Мейн аап гаален бечна
[116].
Офицер – а это точно был офицер – был словно не из этого мира, он был подтянутым, крепким, форма сидела на нем как надо, и казалось, что дело было не в бездонной пропасти Племенной территории, а где-нибудь в офицерском поселке в пригородах Исламабада. Или Пешавара…
Офицеру что-то не понравилось, а может быть, он решил обойти машину и подойти к двери с моей стороны. Вахид пошел за ним, закрыл дверь и исчез из моего поля зрения.
Не дернешься – пулемет изрешетит в секунды. Если край, можно будет прикрыться, когда он откроет дверь с моей стороны. Прикрыться им – и метнуться из машины на обочину. По офицеру стрелять не рискнут.
Интересным был и язык, на котором общались офицер и Вахид. Это был нахин, смесь урду и арабского, язык гастарбайтеров и эмигрантов, получивший большое распространение в Пакистане в последние годы. Нахин – это искаженный урду с большим количеством вкраплений из арабского языка, из его диалектов, бытующих на Аравийском полуострове. Один из языков Аль-Каиды, наряду с пушту и диалектами арабского.
Офицер медленно обходит машину, замечая все: и открытую дверь, и тряпку на капоте, и пыльные борта, и надписи, прославляющие Пророка. Вахид семенил за ним, не догадываясь, что я слышу их разговор в подробностях – в подаренной ручке (здесь это дорогой и статусный подарок) подслушивающее устройство.
И арабский я понимаю, а значит, пойму и незнакомые слова диалекта,
– Эфенди афсар, эфенди афсар…
…
– Ех киа кай?
– Туфхаа ап ке лиаи, эфенди. Кам-кам…
[117]
Офицер взял сверток, чуть согнул его – сверток упруго поддался. Деньги…
– Как прошло?
– Нормально… – Вахид невозмутимо крутил баранку, – они только с виду строгие. Кушать хотят все.
– Что у тебя в кузове?
Вахид пожал плечами.
– Как что? Водка. В Пешаваре хорошо идет, три конца…
– Водка харам.
Но Вахид только засмеялся…
Это был уже Пакистан. Точнее, Зона племен – это не совсем Пакистан, сюда даже визы специальные выдают. Горы. Дороги. Крестьяне, которые выбиваются из сил, но работают на своей земле на волах. Оросительные каналы, идущие от родников и скважин. Крестьянские поселения, ласточкиными гнездами льнущие к горам…
Я не первый раз был в Пакистане и знаю, что здесь происходит. Пакистан занимает одно из первых мест в мире по плотности населения, если считать только плодородные земли. Одна и та же проблема… наверное, общая для всех горных стран – слишком много людей, слишком мало плодородной земли. В том же Пакистане – сто семьдесят миллионов жителей, при этом плодородной земли кот наплакал, на севере ее вообще нет, одни сплошные горы. Усугубляет проблему то, что значительная часть земли находится в собственности армейских структур, причем в собственности находятся и крестьяне, то есть в Пакистане до сих пор действует крепостное право! Оттого и на без того скудной земле отсутствуют интенсивные технологии хозяйствования и урожаи невелики. Именно из этого проистекает из века в век, в поколениях культивировавшаяся практика насилия, бандитизма, набегов. Христианский взгляд на мир здесь просто не работает, христианство здесь – религия слабых. Да и ислам – не очень работает, причудливо переплетаясь с кодексами чести горцев, самый известный из которых зовется Пуштун-Валлай.
Это земля Аль-Каиды. Здесь ее сторонниками являются все…
Индия. База ВВС Калайкунда. 12 февраля 2011 года
Громадный, непредставимо огромный «Ил-106»
[118], окрашенный в гражданские цвета «Аэрофлота», взвыл всеми четырьмя двигателями на реверс, гася скорость. Сидевших в чреве кита бойцов повлекло вперед…
Прилетели.
Даже на фоне выкрашенных в непривычный, глубоко серый цвет «Ил-76» индийских ВВС – «Ил-106» выглядел настоящим китом. Несмотря на более низкую грузоподъемность, объемом и геометрией грузовой кабины он почти не уступал «Руслану», что позволяло более экономично перевозить не слишком тяжелую технику, грузы, а также парашютистов. Индия давно просила продать им эти самолеты, но пока не продавали…
Хинди – русси бхай бхай. Индия и Россия друзья навек. Геополитическая ситуация на юге Азии складывалась сложная, запутанная, с множество игроков. Здесь никто и никогда не дружил просто так – все дружили против кого-то. Индия и СССР дружили против Китая. Китай и США дружили против СССР. Индия и Афганистан дружили против Пакистана. Китай и Пакистан дружили против Индии и Афганистана. СССР и Вьетнам дружили против Китая. СССР и Афганистан дружили против Пакистана. Только Иран не дружил вообще ни с кем, они считали СССР малым сатаной, а США – большим. Дружить Иран не умел…
В двадцать первом веке стало понятно: выживет тот, у кого есть рынки. Самые крупные рынки в мире – это Индия и Китай. И там и там – более чем миллиард человек. Это потребители, это потенциальный мобилизационный ресурс… понятно, в общем. Эти две страны неявно, но враждующие друг с другом, оказались по разные стороны в геополитическом противостоянии. США взяли себе Китай, а СССР взял себе Индию. Это был своего рода сверхпроект для сверхдержав – сможет ли каждая из них модернизировать страну с населением свыше миллиарда человек. От успеха этого во многом зависело будущее для них самих и для всего человечества
[119].
