У меня не осталось воды, мне нужна была вода, и у меня не было планов дальнейшего пути, не было выхода. Я находилась посреди пустыни, высохшая и отчаявшаяся. Я потеряла представление о времени и о том, сколько мне надо пройти. Я не знала расстояние до ручья.
Мне очень хотелось выпить стакан холодного шоколадного молока, которое готовила мне мама. Мне хотелось ее крема со взбитыми белками, с шоколадным сиропом и холодным молоком, а также газированной воды и шариков ванильного мороженого. Я хотела, чтобы она появилась здесь, позаботилась обо мне. Понесла меня на руках. Я очень хотела. Под бледными звездами в освещенном луной воздухе, под кремовой луной.
Я прошла мимо кактуса с кроваво-красным цветком, мимо другого с безобидными кремовыми цветами. Этим колючим растениям каким-то образом хватало воды для цветов; я даже подумала, что могла бы извлечь воду из их мякоти, но они были устрашающе колючими. К сожалению, мне очень хотелось пить. Я видела все хуже.
Мимо промчались две машины, освещенные луной – свет появился и исчез, – и я задрожала. Наконец я увидела дорогу. Я была слишком выжата, чтобы удивляться. Я миновала странную, светлую конструкцию из дерева и пластика, которую едва могла различить в окружающем темном ночном воздухе, – покинутую отшельником хижину или мираж? Дальше сразу стояли несколько тонких трехгранных тополей. «Справочник по водным источникам» давал мне определенные указания: «Иди по правой стороне русла до этих деревьев». Я побежала к ним. Но когда я добежала до того места у дороги, где должен журчать ручей Сан-Фелипе, где он точно должен быть, я не услышала шума воды. Вместо нее блестела сырая грязь, покрытая темной радужной масляной пленкой.
Я шла по грязи, чувствуя прохладу чистой воды. Я не нашла ее. Я схватила переписанную от руки копию «Справочника по водным источникам», сощурила глаза, чтобы перечитать ее в темноте, злясь на нее. Я нашла самое начало списка: «Ручей Сан-Фелипе». Ну, конечно же. Я идиотка. Наверху страницы своего ежедневника я сделала длинную запись, в которой говорилось, что ручей Сан-Фелипе будет, вероятнее всего, сухим к концу апреля – то есть сейчас. Дальше я записала, что источник часто загрязнен мусором и машинным маслом. В «Справочнике по водным источникам» путешественникам предлагалось кипятить любую воду, которую они могут взять из ручья Сан-Фелипе. Но у меня с собой даже не было походной печки.
Компания «Шелл ойл» определяет машинное масло как канцерогенное вещество, оказывающее негативное воздействие даже при касании. При обращении с ним механики должны надевать латексные перчатки. В Соединенных Штатах предельно допустимое содержание моторного масла в питьевой воде составляет одну часть на миллион. Еще хуже, чем моторное масло, на костный мозг влияет бензол, в качестве добавки входящий в автомобильный бензин. Попадание его в организм может вызвать анемию или даже лейкемию – рак крови. Я боялась, что даже от одного глотка могу лишиться зрения и разума. Мой язык был грубым и шершавым. Я скопила во рту слюну и попыталась смочить ею огрубевший язык. От жажды у меня перед глазами стояли бледные пятна медного цвета.
Я запаниковала. Я очень сильно хотела пить. Я сама написала слова «редко используется для питья». По своей легкомысленности я все переписала, прочитала, просмотрела – но не запомнила. Я была полнейшей идиоткой, не попросив у доброго человека немного воды. Я старалась скрыть свою несостоятельность, пассивность, зависимость от чужой заботы и неспособность позаботиться о себе. Потому что спрятаться легче, чем измениться. Я была еще не самодостаточной. Мне даже не хватало смелости попросить то, в чем я отчаянно нуждалась. Я упустила единственный шанс.
Я чувствовала обезвоживание, жар, чрезмерную усталость и опасность, и я подумала, что могу умереть – и ради чего? Что привело меня сюда? В Анза-Боррего, одну. Какого черта я пыталась это сделать? Пересечь пешком пустыню в одиночку, чего я еще ожидала? Я не помнила.
Единственное, что я могла делать, – умолять, чтобы на шоссе появилась еще одна машина и меня бы заметили. Я бы замахала руками; добрый водитель подъехал бы ко мне, дал бутылку «Гейторэйд» и спас меня.
Дорога была прямой, как след от ракеты.
Я ждала, глядя на луну, но другой машины не было.
Я больше ни о чем не могла думать. Я все еще была в ступоре.
Если бы я перестала даже обращать внимание на место, в котором находилась, – на эту враждебную местность, по которой решила пройти, – было бы ясно, что я умираю.
Мои вкусовые рецепторы вылезли и обдирали верхнее небо. Руки вяло свисали. Они были слишком слабы, чтобы водрузить рюкзак на спину. В каждой обгоревшей клеточке кожи, покрывавшей их, звенело отчаяние.
Я умирала от жажды; эту воду нельзя было пить, никаким чудесным образом она не станет пригодной для питья, и для того чтобы решить эту проблему, мне нужно было, и очень быстро, сменить направление.
Я приняла решение изо всех сил бороться за жизнь.
Я побежала, ринулась обратно по пути, который я прошла по шоссе, обратно на маршрут, с которого я бесполезно свернула. Кожа пульсировала, пульс бился под соленой кожей. Я вновь прошла мимо хижины. Но на этот раз она не выглядела как старое убежище отшельника. А затем я увидела книжную полку, уставленную огромными сосудами с водой. Она стояла прямо с западной стороны расширяющейся тропы.
Я моргала глазами, зная, что такого не может быть. Я вспомнила странные огни у подножия горы Орифламм и боялась, что жажда повредила мой воспаленный мозг. Может быть, это и не была паранойя. Но такого не могло быть. Я подошла ближе к хижине – и она не исчезла из виду, а стала ближе и отчетливее. Вода. Я щупала руками. Это была трехуровневая книжная полка из грубых досок, простая по своей конструкции. Я приняла ее за мираж в виде тени и отошла, но она не исчезала и была, бесспорно, реальной, поставленной здесь кем-то.
Кто-то недавно напилил толстые ветки и соединил их вместе для каркаса. Полки были из тонкой фанеры и прогибались под весом галлонных емкостей, а сверху было выжжено:
ОТДЫХАЙТЕ-НАСЛАЖДАЙТЕСЬ
КРЫСА ТРОПЫ
ДЕЙВ-ДЕЙВ-ДЖОН
А в выжженном равностороннем треугольнике с закругленными углами была аббревиатура ТТХ – Тропа Тихоокеанского хребта. Это казалось невероятным, я смотрела, не веря своим глазам. Мираж не исчезал. Это было чудо.
Я обнаружила чудо на маршруте, предназначенное для путешественников. Мое первое из чудес тропы.
Дальше, с восточной стороны Тропы Тихоокеанского хребта, находится неприметная низкая бурая гора. Она лежит как сдутый шарик, а при дневном свете представляется сухой, как пыль, и невзрачной. Но она не такая, как кажется.
Представьте себе синюю ночь. Представьте тени юкки, длинной и колючей, черной на фоне лунного света. Представьте, как вы идете, в одиночку, а дальняя серебристая гора как будто освещена оранжевым прожектором.
Жажда не отнимает зрение. Это гора Орифламм, и она реальна, сверкает в ровной синеве ночи. В темноте она сама испускает свет. С приходом ночи оранжевые шары размером с человеческое тело вылетают с твердой поверхности горы, как искры. Свет довольно яркий, и его нельзя спутать с передними фарами автомобиля, а если смотреть на него с короткого расстояния, то кажется, что от него отходит направленный луч.
