«Мама должна была научить тебя, что пользоваться солнцезащитным кремом надо прежде, чем ты сгоришь», – сказала Чернобурая Лиса тихим низким голосом.
«Простите», – сказала я, слишком громко, прищурив глаза.
В тот вечер я стала лагерем вместе с Чернобурой Лисой, Белкой и четырьмя другими парнями, имена которых смешались у меня в голове. Я точно не знала, как кого зовут. Мы развели костер, говорили о других «дальноходах», которых встречали, дурачились. Никто особо не говорил о своей жизни до выхода на тропу. Я путала имена мужчин, отчего они обижались, но мне совершенно не хотелось знать больше об этих невзрачных парнях. Но когда Чернобурая Лиса, прищурив глаза, смотрела на меня с неодобрением из-за того, что я путала имена, я чувствовала себя неловко. Я спросила Чернобурую Лису о Гавайях: «Вы там родились?» Она в ответ сказала только: «Нет». Мы спали на мягкой сосновой хвое в том месте, которое Чернобурая Лиса в то утро определила в качестве общей нашей стоянки – мы остановились здесь без лишних вопросов.
В тот вечер, уютно расположившись в теплом спальном мешке в палатке рядом с палатками Белки и Холстомера, я позвонила маме. Я положила GPS на пол палатки и ждала, когда появится надпись о связи со спутником и мои координаты. Я шепотом продиктовала их маме по телефону, она закричала: «Говори громче. Я не слышу тебя!» Я говорила шепотом: «Тихо, мама! У меня лопнут перепонки!» Я сообщила ей свои координаты, и она их повторила. Я знала, что она их записывала, и пожелала ей добрых снов.
Я крепко спала той ночью, чувствуя безопасность даже рядом с этими мужчинами. Их палатки стояли рядом с моей, а веревки от тентов и палаток сплелись в замысловатую паутину. Я поняла, что Чернобурая Лиса всех их контролирует. Еще я чувствовала кончиками пальцев, что Чернобурая Лиса не хочет, чтобы я была здесь с ними. Эти мужчины были ее, а не моим окружением. Она была моей зеркальной копией, немного измененной, перевернутой, старше, крупнее и более приспособленной к сосуществованию с группой мужчин. Я бы была их пешкой. Она была их королевой.
Эти мужчины отправились по тропе с надеждой получить сексуальную свободу в дикой природе с дикими девушками, где нет правил. Но девушек было мало. Оставалось много незаполненного пространства. Мужчина мог идти неделями, не встретив ни одной женщины. Засунутые в перегруженные рюкзаки презервативы замерзали по ночам и портились. Неповрежденные оказывались бесполезными. За месяцы длинного пути по вулканическим землям северной Калифорнии коробки для мусора пеших туристов заполнялись старыми испорченными презервативами, которые они выбрасывали за ненадобностью, пройдя тысячу миль.
Такая арифметика. На каждых пятерых мужчин на тропе приходится одна девушка. Половина женщин идет со своими мужчинами. Поэтому соотношение одиночных девушек к одиночным мужчинам составляет один к десяти. Такова действительность маршрута. Быть девушкой здесь значит быть окруженной желающими мужчинами.
Я бросила колледж, чтобы уйти от безрассудных молодых парней, но, убежав от них, оказалась среди орд таких же. Я нашла странное место на земле, где мужчины множатся, а женщины делятся: на десять мужчин одна женщина. Тем не менее я справилась с угрозами колледжа.
На следующее утро, пока еще никто не вышел и не собрал свою палатку, я ушла от них. Мне не нужна была Чернобурая Лиса и ее команда слюнявых неудачников. Я побежала от них и снова обрела себя. Мне не было страшно. Просто они были мне не нужны.
День был голубовато-бежевым – как на пустынном пляже. Открытое пространство. Мне было интересно, где сейчас Ледяная Шапка и Эдисон и не ушел бы Ледяная Шапка от Эдисона ко мне, если бы я больше походила на Чернобурую Лису. И смогу ли я когда-нибудь стать такой же сильной, как она.
В одиночестве я шла без остановки – вошла в зеленый оазис и вышла из него в голую пустыню. Зашла в святилище сосен. Пошла вверх по незатененному отрогу. Там не было воды. Я блестела от пота, руки казались отполированными и стройными. Я находилась на вершине Южной Калифорнии. Здесь я ощутила свою сексуальность: постройневшая девушка шла на север. Я могла бы быть актрисой. Я могла бы участвовать в «Ежедневном шоу», рассказывая о своем последнем персонаже с разбитым сердцем. Я чувствовала, что готова очень долго идти одна.
Я шла по узкому хребту. На востоке в Палм Спрингс виднелись зеленые поля для гольфа. Сюда ведет шоссе «Пайнс-ту-Палмс» – на курорт Палм Спрингс. Богатые жители Лос-Анджелеса едут в пустыню, в долину среди заснеженных гор, и бьют по мячам для гольфа. На западе раскинулись обширные предгорья. На севере передо мной виднелись ледяные барвинковые вершины Сан-Хасинто. На тропе появились цветущие растения. Их цветки были как солнечные закаты, розовые, с оранжевым центром и тончайшими желтыми кромками. Хребет стал шире, он больше не был тонкой кромкой, стал ниже и выступал как сплошная извивающаяся гора. Я прошла мимо скопления свисающих цветков, похожих на оранжевые китайские фонарики, красивых на фоне бежевого моря.
Я пошарила в сетчатом отделении своего набедренного кармана в поисках конфет и обнаружила, что осталась всего одна. Самая последняя арбузная «Джолли Ранчерс». Я не поняла, как так вышло – их было так много. В гостинице с отцом я отделила все арбузные конфеты «Джолли Ранчерс» от других и аккуратно уложила их в рюкзак. Сейчас я до конца расстегнула молнию на кармане и заглянула в него. «Нет-нет-нет», – сказала я громко. Как это произошло? Я также любила вишневые конфеты и взяла их с собой, но это не утешало. От них не было ощущения прогулки по лесу и зеленым полям за бейсбольной площадкой, пока Джейкоб играл.
Мое лицо сильно горело. Ноги мерзли. Я с удивлением обнаружила, что карабкаюсь по блестящему и белому как пух снегу. Иней блестел на иголках одноцветных пихт, а под ногами лежали шишки желтых сосен. Кристаллы льда скапливались в наносах под сухими холодными камнями. Я шагала по бескрайнему блестящему плотному снегу. Я карабкалась, поднималась вверх, а тропа уже больше не была тропой – то была лишь широкая полоса следов.
Я осмотрела следы. Среди них не было следов Ледяной Шапки с закрученными спиралью кружками, я их хорошо знала. Я поднялась на три тысячи футов, но этот переход по скалам совершенно не отпечатался у меня в памяти, и мне казалось, что я только что попала в горы Сан-Хасинто – снежный мир над Южной Калифорнией.
Склон горы, по которому я шла, стал круче, идти было неудобно, так как правая нога ступала ниже, чем левая. На некоторых участках тропа сужалась до одного фута, почти пропадала. Я боялась, что она совершенно исчезнет. Если ее не будет, я окажусь на крутом и скользком от мороза склоне среди огромного дикого пространства. Этот участок тропы казался опаснее других. Я не боялась, что потеряюсь здесь; я полагала, что всегда могу вернуться назад. Но пока в этом месте была тропа, я не чувствовала себя слишком беззащитной. Однако мои шаги стали неуверенными. Вершины вечнозеленых деревьев на три фута ниже моих ног казались острыми и жесткими. Затем они стали ниже меня на 15 футов, затем – на 30; с такой высоты четырехэтажного здания можно разбиться насмерть. Могло что-то произойти, и мне неоткуда было бы ждать помощи.
