«Сколько, кстати, заплатить-то придется по всем долгам?» — задумалась девушка. Прежде она никогда в глаза не видела квитанций — мамулечка ограждала. Ну, уж, наверное, не больше, чем ежемесячно приходится выкладывать за коммуналку в мини-отеле.
«Вообще я, конечно, лапша, — корила себя управляющая гостиницей. — Как можно — просто бросить квартиру, и все? Ящик почтовый наверняка взорвался. А если воры? Потоп?! Можно было хотя бы соседям телефон оставить…»
Но она столь спешно покидала Москву — тогда, в марте, в новую жизнь, с Тимуром! — что и в голову подобные глупости не пришли. А потом тем более стало не до квартирных жировок.
«Ладно. Сейчас все улажу», — самонадеянно подумала Арина.
И уверенно вставила ключ в родную дверь.
Замок скрипнул, но не открылся.
«Заржавел». — Девушка начала отчаянно ворочать ключом.
И вдруг дверь отворилась.
На пороге светилась улыбкой отрешенная простоволосая женщина средних лет. Взгляд плавал, никак не мог сфокусироваться на гостье. Но голос звучал приветливо:
— Вы к нам, сестра?
Арина в ужасе отступила. Помутнение мозга? Забыла собственный адрес? Да нет, родной дом, привычно грязный подъезд, даже царапина на дверном дерматине осталась.
— Вы кто такая? — сердито спросила у сладкоголосой.
Та взглянула скорбно:
— Мы не ждем здесь тех, кто приходит с агрессией.
И попыталась закрыть перед носом Арины дверь.
Раньше — когда она была букой-скрипачкой — врата пред ней захлопывались многократно. Но теперь Арина управляла гостиницей — и научилась врываться даже в налоговую инспекцию, причем в неприемные часы.
Поэтому подставила под дверь ногу, нелюбезно оттолкнула эфемерного стража, ввалилась в родной коридор. Мой ты бог! Ничего не осталось от прежней квартиры и прежней жизни! Обои в цветочек безжалостно содраны, стены покрашены в больнично-белое. И картины, картины — в рядок, словно в гостинице. Изображения бессмысленные: переплетенье труб, хаос треугольников, овалы, вписанные друг в друга. Единственное более-менее разумное — закат над морем. Но вместо одного солнца почему-то целых три.
Страшная догадка вцепилась в солнечное сплетение.
— Вы эти, как вас… антикризисный центр? — со страхом спросила Арина.
— Мы — центр помощи попавшим в сложную ситуацию, — с достоинством отозвалась женщина. И, как попугай, повторила: — Но мы принимаем только тех, кто пришел к нам с миром и добротой. А от вас исходят отрицательные энергетические волны.
— Но это моя квартира! — в отчаянии выкрикнула Арина. — Убирайтесь отсюда! Немедленно!
Отрешенная дама взглянула непонимающе. Но увещевающих речей больше вести не стала. Ловко сдвинула одну из картин, вдавила кнопку — не какой-нибудь эфемерный звон колокольчиков, самая настоящая сирена взвыла.
Из бывшей Арининой комнаты — первая дверь налево — немедленно явился худющий, волосы в хвостик, парень.
С виду хиляк, но подступил решительно:
— Вы кто? Что вам нужно?!
— Я хозяйка этой квартиры! — Арина в ярости топнула ногой.
Парень расплылся в улыбке:
— А! Та самая Арина Николаевна! Так проходите, пожалуйста! Мы давно вас ждем!
Бросил простоволосой:
— Молочный улун нам подай.
И распахнул перед Ариной дверь ее комнаты.
Четыре стены, пол, потолок, груда матов в углу. Блеют мантры, курятся благовония.
Арина не решилась переступить порог. Голос вдруг сел. Она прохрипела:
— Я здесь живу! Всю жизнь!
Худосочный сочувственно улыбнулся:
— Арина Николаевна! У вас проблемы с памятью? Вы ведь сами договор дарения подписывали. В здравом уме, при двух свидетелях. Никто не принуждал.
— Я? Подписывала договор?!
— Ну конечно. Вот ваша копия!
Отодвинул одну из картин, открыл сейф, легко нашел папку, протянул:
— Пожалуйста! Двадцать восьмое февраля! Заверил нотариус Терентьев.
— Я не подписывала ничего!
— Ариночка Николаевна, посмотрите внимательно. Вот подпись, имя, фамилия, отчество — вашей рукой написаны. Паспортные данные совпадают.
— Но я этого не делала!
Хотя уже вспомнила и поняла. Самой себе только боялась признаться. Экспериментальное лекарство. Полет по ночной Москве. Она была в ту ночь в антикризисном центре. Предвосхищала удивительную, срывающую крышу и маски медитацию. А после того как она впала в беспамятство, ее выдворили. «Вы не в себе, Арина. Уходите». И на прощание велели подписать бумажку, что она претензий не имеет. Но на самом деле — то был юридический документ. Спасибо тебе, антикризисный центр.
Теперь вместо квартиры у нее на руках договор дарения. Три прошитые, с гербовыми печатями странички — вот и все, что осталось от родимого дома. От их с мамой жизни.
— Я этого так не оставлю! — пообещала парню Арина.
Тот снисходительно улыбнулся:
— Бороться бесполезно. Можно оспорить завещание. Но договор дарения — нереально.
— А где все мои вещи?
— Раздали, — пожал плечами парень. — Сестрам, в дома престарелых. Большую часть — на помойку отнесли.
— Кто вам такое право давал?
— Читайте гражданский кодекс! У вас целых полгода было, чтобы квартиру освободить!
Взглянул снисходительно, добавил:
— Впрочем, компенсацию за имущество можем обсудить. Но на много не надейтесь. Тысяч пятнадцать от силы.
Арине вдруг стало холодно. В окно бились жесткие ледяные капли.
— Тут вся моя одежда была, — пробормотала она.
— Кто вам мешал прийти-то за ней? — безжалостно парировал хилый юноша. — Говорю же: полгода честно весь ваш хлам хранили. Но всему есть предел!
— И куда мне теперь идти? — беспомощно произнесла она.
Парень отозвался мигом:
— Можете оставаться! На клининг, готовку нам люди всегда нужны. Бесплатное питание, комната на четверых.
Потрясающая перспектива. Остаться домработницей в собственной квартире.
— И Лев Людовикович скоро приедет. Сможете его медитации слушать, — продолжал искушать юноша.
Она вспомнила безумный, на грани мистики и сумасшествия январь — и сразу дурно стало. Нет, никаких больше медитаций. Ни за что она не войдет еще раз в реку беспощадных иллюзий. Да и маму встречать — сейчас! — ей совсем не хотелось. Вдруг тот свет существует и с него все видно? И мама знает, что дочь профукала квартиру?
Тощий юноша начал аккуратненько теснить ее к двери:
