Елена кивнула и снова пододвинула лист к себе.
«Только Марианне не говори», — написала она.
— Конечно, — Лариса раскраснелась. — Тогда лучше вообще никому не говорить, иначе весь офис узнает. Ты решила никогда ему не сообщать о своем воскрешении? — Лариса никак не могла в это поверить.
«Потом», — Голубева махнула рукой, так как писать уже было негде.
— Что? — не поняла подруга. — Напиши, — и она пододвинула ей новый листок бумаги.
«Потом», — написала Елена.
— Понятно, — грустно произнесла Лариса. — Ты знаешь, когда он показал нам официальное извещение о твоей гибели, мы с девчонками чуть с ума не сошли. А оказалось, что твоя сумочка с документами просто была в руках у другой женщины. Татьяна, да? Она, бедняжка, погибла, прижимая твою сумочку к груди, вот все и решили, что Таня Вертинская — это Елена Голубева. И ведь надо же, ты даже не догадалась посмотреть «женские» списки погибших, иначе бы сразу обнаружила себя там. И не пришлось бы всем нам столько времени считать тебя… — она замешкалась, уж очень не хотелось еще раз произносить это страшное слово вслух. — А муж Тани, он тоже погиб?
Лариса пыталась восстановить хронологию произошедшего, всего того, о чем Голубева ей написала еще два часа назад в общей тетради, заполнив почти половину страниц.
«Да, его я увидела в списках первым! — ответила Елена. — Можно я у тебя останусь, уже поздно, а завтра решу, что мне делать дальше? Мне завтра нужно уехать в санаторий, голосовые связки долечить и подумать обо всем. Когда вернусь, сниму квартиру».
— На что ты собираешься ехать? — Лариса проигнорировала вопрос о ночлеге.
«У меня есть сбережения», — написала Елена и громко шмыгнула носом. Предательские слезы стояли в горле, она из последних сил старалась не разреветься прямо сейчас. Елена знала, что лучший способ остановить истерику — это выпить стакан воды. Воды не было, был сок. Не чувствуя вкуса, Голубева пригубила его и попыталась взять себя в руки. После ее возвращения домой вся жизнь пошла кувырком. И предательство Виктора, и в офис теперь, получается, вернуться уже нельзя, потому что Жданова она больше видеть не могла. Выходит, она потеряла не только любимого человека, но и любимую работу, а это уже был удар ниже пояса. Голубева вспомнила, что в последние дни у нее было так тяжело на душе, что и словами не передать. Находясь в госпитале со сломанной челюстью и перебитыми руками, она думала, что все самое страшное уже позади. А оказалось, что все только начинается: ни работы, ни квартиры, даже вещей нет…
«Кстати, — Голубева пододвинула лист и написала, — а где мои вещи, ты не знаешь?»
Лариса прочитала и понимающе кивнула головой:
— Не переживай, все нормально. Виктор все твои вещи держит в офисе, на складе. Там, если я не ошибаюсь, пять твоих сумок и узлов. Он не знал, куда их деть, родни-то у тебя в этом городе нет. Ну и решил пока оставить на складе.
«Что ж они ему так дома-то мешали? — написала Лена и горько хмыкнула. — Пугали новых подружек?»
Лариса отвела глаза:
— Ты извини, но переночевать у меня не получится. У меня муж не любит чужих людей, понимаешь? Дать тебе денег на гостиницу?
«У меня есть», — Голубева встала из-за стола.
— А я тогда перевезу твои вещи к себе, — Лариса запнулась. — Виктору скажу, что объявилась твоя родня, да?
Лена кивнула.
— Ленка! — Лариса подошла к Голубевой и крепко ее обняла. — Мы тебя очень любим, ты не переживай. Ты умница и красавица, и все у тебя будет хорошо.
Голубева снова кивнула и поскорее вырвалась из объятий подруги. Все-таки слезам удалось прорваться наружу, но Елена была уже в подъезде.
Глава 14
Вот уж к чему Голубевой было действительно не привыкать, так это начинать новую жизнь. Интересно, это было ее проклятием или хобби? Она довольно часто меняла обстановку, друзей, а порой даже любимых. За плечами уже были: один неудачный брак и один удачный развод, парочка «романов века», Виктор (который шел отдельной строкой) и незаконченное высшее образование, закончить которое у Елены почему-то постоянно не хватало ни времени, ни денег.
— Значит, делаем мне рыжие волосы, просто огненные, — Голубева пристально рассматривала свое отражение в зеркале салона красоты. — Да, и еще я хочу длинные волосы. Просто до лопаток. Это можно?
— Естественно, — мастер улыбнулась. — Сейчас нарастим сантиметров двадцать — двадцать пять — и делу край.
Впервые за последнюю неделю Голубева искреннее улыбнулась:
— Это замечательно!
Кризис миновал, и хотя у нее на душе до сих пор скребли кошки, да и говорить она начала по собственной инициативе, проигнорировав предупреждения врачей, зато настроение заметно улучшилось. И еще Голубева точно знала, что самое надежное средство начать новую жизнь — это изменить собственную внешность до неузнаваемости. Конечно, можно реветь в подушку — тоже вариант, только жизненный опыт ей подсказывал, что можно уреветься до колик, а все равно ничего не изменится.
В сумочке у нее лежала путевка в приличный санаторий, два чемодана с вещами ожидали в камере хранения. Поезд отходил через четыре часа.
Когда мастер закончила, Голубева даже присвистнула от удивления — она и не знала, что ей так пойдут длинные рыжие волосы.
— Красотища! — восхищенно выдохнула парикмахер и всплеснула руками. — Обалдеть!
— Я тоже так думаю, — созналась Лена и поднялась с кресла.
…А в купе их оказалось трое. Голубева, мужчина «чуть за сорок» и его юная спутница. Слишком юная, если уж быть откровенной до конца. Пигалице было лет 16, она постоянно висла на мужике и целовала его в щеку. Елену передернуло. Все ясно, «богатенький Буратино» и его «зеленая» потаскушка.
— Ой, Дима, смотри какая красивая собачка! — то и дело верещала девочка, тыча пальцем в окно на какую-нибудь облезлую дворнягу, снующую возле железнодорожного полотна. А у Голубевой скулы сводило и от ее визга, и от внешнего вида, и даже от ее запаха. Полная, с дурацким «мышиным» хвостиком на голове, слишком много косметики и мало одежды — так, коротенькая юбочка и обтягивающий (было бы что обтягивать!) топ. И на зубах украшения, Голубева никак не могла вспомнить, как они сейчас называются, а раньше это уродство именовалось «скобы» для выправления зубов.
Елена мрачно уткнулась в детектив, который купила в привокзальном киоске.
— Разрешите?
Дима, или как там его, присел напротив и выставил на столик два стакана и бутылку вина.
Елена безразлично дернула плечом и снова углубилась в чтение. «Сейчас еще мне оргию здесь устроят», — мрачно подумала она, пристально вглядываясь в знакомые буквы. Вот именно, «вглядываясь». Она еще не прочитала ни слова, а в голову снова полезли грустные мысли и рассуждения. «Ну почему мне так не везет? Как Виктор мог забыть меня всего за два месяца! Он не только выкинул из квартиры все мои вещи, но уже водит в нее разных девиц. Как будто меня и не было никогда…»
