«Значит, Людмила не имела никакой выгоды от смерти Димы. И судя по тому, что рассказал мне Сергей, она Дмитрия любила по-настоящему. Иначе зачем молодой, красивой, очень обеспеченной женщине выходить замуж за нищего принца?»
«Но тогда кто заказал Дмитрия?!» — Голубева совершенно запуталась.
Домой она не вернулась, а сразу же поехала на фирму. «Работа — лучший лекарь», — решила Елена и с наслаждением окунулась в безумные офисные баталии.
И снова работа — курсы — дом — работа. Отточенный до миллиметра механизм не давал сбоя.
Глава 9
— Какая жарища! — Голубева настежь распахнула окно в комнате, и все-таки духота не давала ей покоя. Пришлось раздеться до майки и трусиков.
Скрежет ключа в замке она услышала, будучи на кухне и пытаясь приготовить себе бутерброд.
— Олег! — сама не своя от радости, Елена вылетела в коридор и бросилась к двери.
— Проходи-проходи, она, наверное, еще спит, — сначала в прихожей появилась смуглая брюнетка с «конским» хвостом на голове. Молочного цвета шорты и майка-безрукавка выгодно оттеняли ее загар, явно иноземного происхождения. Лена уставилась на непрошеную гостью во все глаза.
— Здравствуйте! — незнакомка тепло улыбнулась. — Олег, а твоя бывшая уже не спит.
— Привет, — через секунду в проеме двери появилась довольная физиономия Олега. — Это Света. Света, познакомься, это Лена.
Тяжело дыша, Олег втащил в коридор огромный чемодан и, вытирая струящийся по лицу пот, вздохнул:
— Еще только утро, а уже такое пекло! Что же будет днем?
Кому был адресован этот вопрос, Голубева не поняла. Она стояла, как пень, посреди квартиры и хлопала глазами.
— Как дела? — как ни в чем не бывало спросил Олег и подтолкнул Свету вперед. — Иди, кухня там.
Девушка пошла на кухню, а он наконец-то повернулся к Голубевой.
— Как дела, говорю? — он посмотрел в ее вытянувшееся от обиды лицо и, конечно, понял, что Лене сейчас больно. Именно этот факт собственной беспомощности и уязвимости добил Голубеву окончательно.
— Все прекрасно, — прошептала она, глотая слезы. И тут же ушла к себе в комнату.
А за спиной у нее раздался звонкий смех Светланы и довольное бормотание Олега:
— Да подожди же ты, надо собрать вещи!
Такого оглушительного провала Голубева, конечно, не ожидала. Она села на диван и разревелась. Слезы текли по лицу, оставляя мокрые дорожки на щеках. Лена жалобно всхлипывала и продолжала рыдать и рыдать. И, наконец, ей это надоело.
— Плевать! — она поднялась на ноги. — Олег не последний мужчина на земле.
Неимоверным усилием воли она заставила себя прекратить эту безобразную истерику, пойти умыться и привести себя в порядок.
Когда она докрашивала ресницы, в дверь комнаты осторожно постучали:
— Можно?
— Конечно, — она быстро убрала тушь и встала с дивана. В легких кружевных стрингах и коротком желтом топе Лена открыла дверь.
— Ах это ты, Олег! — она сделала удивленное лицо. — Что случилось?
— Где мои ботинки?
С удовольствием наблюдая, как вытянулось лицо мужчины, Голубева пожала плечами:
— Я не знаю, Вертинский, ищи сам!
И закрыла перед его лицом дверь. А потом оделась и совсем ушла из квартиры на целый день, благо был выходной. Хотела дать Олегу время обо всем подумать.
«Его так тянет ко мне, что, может быть, еще все возможно», — мечтать дальше она себе не позволила.
Сегодня они с Катей весь день катались на катамаранах. Брызги, яркое солнце, великолепная погода сделали свое дело — настроение у Голубевой поднялось, и слезы уже не стояли в глазах, как утром. Домой она возвращалась загорелая и бодрая, словно после хорошо проведенного отпуска на море.
Еще в коридоре Голубеву смутила тишина, царящая в квартире, и, не снимая обуви, она прошла прямо на кухню. Холодильник, стол и два стула. Все как обычно, и только включив верхнее освещение, Лена заметила лист, прилепленный к двери холодильника ягодкой-магнитом.
«Лена, я с квартиры съехал. Живи на здоровье. Олег».
Вот так кратко и лаконично закончились их отношения. Никаких истерик, никакой драмы, и не было «прощай, я буду любить тебе вечно!». Вообще ничего не было — холодильник и еще более ледяная записка на клочке бумаги неопределенного происхождения.
Голубева сорвала записку и прочитала еще раз, потом еще и еще.
— Финита ля комедия, — пробормотала девушка и порвала записку на мелкие кусочки. Затем вернулась в коридор за пляжной сумкой, которую бросила у двери.
Она взяла сумку и зашла в комнату, по привычке закрыв за собой дверь. И только после этого вспомнила, что теперь она в этой квартире ОДНА. Стараясь не волноваться, Лена вытряхнула все содержимое сумочки на кровать и подняла сотовый. Номер Олега она нашла быстро и, на секунду задумавшись, все-таки нажала на кнопку «стереть». «Вы действительно хотите удалить этот номер?» — запрограммированно переспросил мобильник, и Голубева рявкнула вслух:
— Да! Да! Да, черт бы его побрал!
И навсегда стерла номер из телефона, а Олега из жизни.
Руки дрожали так, словно она три дня подряд пила или сильно-сильно замерзла. Ей было на самом деле очень плохо, и единственным человеком, кроме Олега, который мог бы ей сейчас помочь, была…
— Людмила? — Голубева всхлипнула в трубку. — Как твои дела?
— Что случилось, Леночка? Что с тобой?
И едва Лене стоило услышать этот голос, как плотину прорвало, и водопад слез выплеснулся наружу.
— Я сама во всем виновата! — разревелась она прямо в трубку.
— Я ничего не поняла, — Люда говорила быстро и отрывисто. — Сейчас я к тебе приеду.
— Жду, — Голубева бросила сотовый и упала лицом на подушку.
Людмила приехала через час и с порога прижала Голубеву к себе.
— Моя маленькая, глупенькая девочка! — она гладила ее по голове, словно ребенка. — Ну, что ты еще натворила?
И, размазывая тушь по щекам, сбиваясь и проглатывая буквы, Лена рассказала ей про Олега.
— Успокойся, — Людмила обняла ее и повела на кухню. — Во-первых, он не стоит твоих слез, а во-вторых, значит, Олег — просто не твоя судьба.
Людмила достала из принесенного пакета дорогущий коньяк, фрукты, продукты и конфеты.
— Выпей! — она до краев наполнила бокал. — И успокойся.
Голубева сделала глоток, потом еще, и ей в самом деле стало легче.
— Запомни, моя дорогая, — Людмила обняла ее и поцеловала в щеку. От нее удивительно пахло жасмином и свежестью. — Ни один мужчина в мире не стоит твоих слез. Да и моих тоже, — задумчиво добавила она, наливая и себе коньяку.
