Тем, кто хочет добавить свой голос к хору глобального обмена информацией и идеями, наш гутенберговский момент предлагает множество способов осуществить это намерение. Типографии привели к появлению романов, эссе и брошюр, цифровые средства передачи данных привели к появлению блогов, видеоканалов, коллажей, твитов, досок в Pinterest и к бесконечному разнообразию виртуальных товаров – приложений и электронных книг. В первое десятилетие существования интернета его польза состояла главным образом в быстром и дешевом распространении информации. Теперь, в условиях широкополосного доступа и мобильной связи, он приглашает пользователей к совместному созданию контента (Quora для сбора фактов, GitHub для программирования или Thingiverse для создания дизайнов 3D-печати), обмену мнениями на порталах, где публикуются авторские колонки (The Huffington Post или Project Syndicate), или участию в научных проектах (Open Tree of Life). Все эти новые формы имеют одну общую характеристику: они подразумевают превращение аудитории в участников – переход от потребителя к производителю и дистрибьютору контента.
И наконец, мы создаем новый уровень группового интеллекта. Мы можем собираться, чувствовать, говорить и действовать сообща – легче, быстрее и эффективнее. Мы помогаем друг другу находить потерянных детей или получать помощь в кризисных ситуациях. Мы можем больше узнать о том, что думают и чувствуют наши соотечественники. Если бы Facebook был нацией, это была бы самая многочисленная нация на Земле – более полутора миллиардов активных пользователей каждый месяц [31]. И, хотя они разбросаны по всему миру, в среднем все они находятся друг от друга менее чем в четвертой степени удаления [32]. В Facebook, даже если мы никогда не встречались, друг вашего друга знает друга моего друга.
Этот новый групповой интеллект сыграл ключевую роль во многих громких событиях XXI в.: «арабская весна», международное движение «Захвати», общественные усилия по оказанию помощи в ликвидации последствий урагана «Сэнди», Парижское климатическое соглашение и рост экстремистских политических партий в Европе. Широкий спектр этих событий подчеркивает, что новая цифровая среда может приносить как пользу, так и вред. Государства и отдельные граждане еще не до конца разобрались, как работает этот слой сознания и как им управлять. Оно помогло становлению Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ)
[7] – но вместе с тем и возникновению новых арабских светских движений, отвергающих не только религиозное насилие, но и слияние власти и религии вообще (см. главу 7). Это непросто, но это уже меняет нас. «Воля народа», «общественный договор» и «настроения в стране» – эти некогда абстрактные термины, которые можно было услышать только на кафедре философии, становятся все более конкретными, измеримыми и важными составляющими нашей культуры и политики.
Настанет день – и он уже недалек, – когда вы сможете вести бизнес, учиться, знакомиться с самыми разными культурами мира, организовывать отличные вечеринки, заводить друзей, посещать окрестные рынки и показывать фотографии дальним родственникам, не покидая своего рабочего места и не вставая с кресла.
Билл Гейтс, 1995 [33]
Поразительно даже не то, насколько прав оказался Билл Гейтс, а то, насколько трудно нам теперь вспомнить мир, в котором ничего этого не существовало. Цифровые средства передачи данных распространились невероятно быстро и наполнили собой нашу повседневную жизнь: мы уже с трудом можем поверить, что когда-то поездка в публичную библиотеку была единственным способом узнать, как называется столица Мозамбика, или что показать оставшимся дома друзьям наши отпускные фотографии можно было, только отпечатав дополнительную пачку фото и отправив их по почте. Как и в случае с книгопечатанием, наши методы сбора и обмена знаниями, а также организация общения снова перевернулись с ног на голову. И, как и раньше, наши коллективные эксперименты плетут новую социальную сеть, связывающую воедино тех, у кого есть привилегия доступа к технологиям. Что изменилось на этот раз – так это размах, с которым распространяется эта привилегия.
Это новый мир. И следующие две главы покажут, каким образом он меняет всех нас.
2
Новые взаимосвязи
Как все человеческие контакты стали более плотными и сложными
Что происходит, когда вы сгибаете карту, приближая друг к другу четыре ее угла? Вы меняете расположение каждой точки на поверхности карты по отношению к каждой другой точке. То, что когда-то было разбросано по краям, превращается в новые порты в сфере возможностей. Центр, некогда незыблемый, становится относительным. Расстояния, которые ранее терялись в бездне, делаются измеримыми и познаваемыми. Колумб, Магеллан, да Гама, Гутенберг – они сделали со своим миром именно это. И мы делаем то же самое со своим миром. Доказательства отнюдь не исчерпываются всепроникающим цифровым пространством. Каждый известный человечеству способ контакта, будь то торговля, финансы, коммуникации или путешествия, подтверждает, что мы теперь живем в новом мире.
Торговля
Истребление морских чудовищ
Торговля представляет собой узкий – а значит, несовершенный – канал всемирной связи, но она служит хорошим индикатором. Исторически сложилось так, что торговцы и предприятия, ищущие выгоду, стали первыми, кто рискнул проникнуть сквозь новые трещины в барьерах, разделяющих народы мира. Когда Христофор Колумб «открыл» Америку, когда Васко да Гама достиг Индии, обогнув южную оконечность Африки, когда экипаж Магеллана успешно приплыл в Азию, изначально отправившись в неверном направлении, все они преследовали одну цель – найти новые возможности для торговли, а конкретнее – найти альтернативу сухопутному пути на Восток, маршруту, который в то время контролировали османы.
До этих первооткрывательских путешествий торговля была в основном региональной, а междугородная и межконтинентальная торговля осуществлялась главным образом по суше или по внутренним морям. Европа представляла собой причудливый полуостров на обочине мира. «Европы» как континентального целого даже не существовало. Ее население состояло из разобщенных, постоянно воюющих друг с другом венецианцев, арагонцев, баварцев, флорентийцев и других народов, которые производили товары и обменивались ими между собой с почти незаметными для других регионов последствиями. Торговля с известным миром (Азия, Ближний Восток и Африка) составляла не более 2 % европейской экономики [1]. Европейцам приходилось платить за ввоз фарфора, шелка и пряностей наличными – золотом и серебром, – поскольку они не производили никаких товаров, имеющих ценность в глазах других цивилизаций.
Новые карты полностью изменили положение. Драгоценные по тогдашним меркам ресурсы мира (рабы, пряности, сахар и золото) впервые пришли в глобальное движение. Европа – этот термин постепенно стал что-то обозначать – дирижировала все более масштабными межконтинентальными потоками. В начале XVI в. работорговцы в Атлантике открыли бесчеловечный бизнес – от 10 до 15 тысяч африканцев ежегодно увозили на кораблях из родных домов в колонии в Северной и Южной Америке. Там рабы трудились на плантациях сахарного тростника, кофе и (после 1560 г.) табака, производя товары, которые потребляли европейцы по другую сторону океана [2]. Рабы также добывали в Новом Свете золото и серебро. В XVI в. Испания и Португалия извлекли из обеих Америк (особенно из Южной Америки) 150 тонн золота – столько же, сколько было добыто в этот период во всей Европе [3]. Часть золота и серебра они привезли домой, чтобы погасить долги и финансировать войны, но основная часть отправилась в Азию для покупки восточных предметов роскоши: фарфора, шелка, чая, кофе и особенно перца (который в первой половине XVI в. составлял 85 % всего торгового оборота Португалии в Индийском океане) [4].
