Еще страшнее то, что вредоносные идеи, когда-то несущественные или угасающие, теперь могут объединять вокруг себя целые сообщества, достаточно большие, чтобы атаковать наши главные общественные блага (свободу, безопасность, толерантность), и достаточно устойчивые, чтобы сопротивляться попыткам их уничтожить. Негосударственные экстремистские организации – основной на сегодняшний день пример того, сколько зла может принести коллективный гений. Трагедия 9 сентября 2001 г. в США, террористическая атака на железной дороге в Мадриде в марте 2004 г., теракт в лондонском метро 7 июля 2005 г. ярко продемонстрировали, что компетентное, умеренно финансируемое сообщество экстремистов – ответственность за все три атаки взяла на себя Аль-Каида – может нарушить общественную безопасность и спровоцировать гибель и разрушения в местах, имеющих важное стратегическое и символическое значение. Война против Аль-Каиды в Афганистане, а также уничтожение лидера группировки Усамы бен Ладена в 2011 г. сократили ресурсы и престиж Аль-Каиды, но вместе с тем привели к формированию родственных организаций по всей Юго-Западной Азии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Еще один пример – экстремизм в нашем собственном обществе. Будь то исламские экстремисты, захватившие власть в Ираке и Сирии, или христианские экстремисты, замышляющие насилие в отношении мусульман в США, эти движения опираются на ту же инфраструктуру и технологии, которые помогли сирийским беженцам найти приют в европейских семьях в 2015 г. (подробнее см. главу 7).
Сложные вопросы
Некоторые результаты деятельности индивидуального и коллективного гения не так очевидно плохи, однако они поднимают сложные вопросы о том, в каком мире мы хотим жить.
Мир без рабочих мест
Одним из значимых факторов, способствующих росту производительности, от печатного станка Гутенберга до сегодняшнего дня, была замена множества рабочих несколькими машинами. По мере того как машины прокладывают себе путь в сельском хозяйстве и промышленности, рабочие, потерявшие свои места, перемещаются в сферу услуг – в которой сегодня заняты большинство из нас. Как оказалось, услуги трудно механизировать. Клиенты хотят получить новизну впечатлений, разнообразие, творчество, спонтанность и дружелюбие – все это трудно обеспечить за счет автоматизации. Мы можем автоматизировать сборку двигателя, но нам доподлинно известно, что автоматизировать хорошую стрижку или хорошую книгу намного сложнее.
Благодаря последним достижениям в области искусственного интеллекта и робототехники положение меняется. В 2004 г. появление автопилотируемых автомобилей казалось маловероятным. «Выполнение левого поворота на полосу встречного движения включает в себя так много факторов, что трудно представить себе тот набор правил, который помог бы машине воспроизвести поведение водителя», – утверждали несколько видных экономистов [66]. Шесть лет спустя компания Google объявила о том, что это сделано. Среди других когнитивных задач, которые когда-то считались слишком сложными для автоматизации, но теперь доступны машинам, – выражение сопереживания пациентам с психическими расстройствами; написание рутинных новостных сообщений в газете; выполнение хирургических операций; совершение финансовых сделок; самообучение игре Space Invaders и выигрыш в телевикторине Jeopardy! (суперкомпьютер Watson компании IBM, сделавший это в 2011 г., в настоящее время диагностирует больных раком и предлагает для них схемы лечения).
Почти половина всех нынешних рабочих мест в США находится под угрозой автоматизации в ближайшие два десятилетия – этот нелегкий процесс Клаус Шваб, основатель Всемирного экономического форума, назвал «четвертой промышленной революцией» [67]. Производительность значительно возрастет. Спровоцирует ли автоматизация появление огромного количества хронически нетрудоустроенных людей, которым некуда будет пойти, или для них появятся новые рабочие места? В первом десятилетии XXI в. более правдоподобным выглядел первый сценарий: в 2010 г. лишь 0,5 % рабочей силы США имели работу в новых отраслях, которых еще не существовало в 2000 г. [68]. Что можно сказать о прибыли, которую принесет автоматизация? Разделят ли ее с работниками, чтобы помочь им приспособиться, или пропасть между богатыми и бедными приведет к социальному взрыву? Во втором десятилетии XXI в. это стало реальной проблемой и реальной опасностью, о которой мы подробнее поговорим в главе 7.
Сильные государства
В эпоху Возрождения порох не только сделал сильнее отдельных людей, но и помог укреплению государства. До появления пороха «государство» было весьма расплывчатым понятием: наследственные князья, окруженные небольшой группой придворных и пользующиеся поддержкой союзников из числа знати. После появления пороха военные бюджеты начали расти: прежде всего требовалось создать более надежные укрепления, способные выдержать пушечный огонь, затем построить более мощные пушки, способные разрушить эти укрепления, затем собрать большие армии для защиты и нападения на эти новые бастионы. Следуя той же логике, торговые суда превращались в плавучие крепости. По мере того как военная экономика сбрасывала с доски мелких игроков, «государство» монополизировало применение силы и начало выращивать бюрократическую систему – сборщиков налогов, бухгалтеров, градостроителей, – чтобы идти в ногу с растущими затратами и потребностями «современного» военного дела [69].
Сегодняшние технологии также делают сильнее и отдельных людей, и государство в целом. Коммуникационные технологии позволяют каждому из нас транслировать наше сообщение и одновременно обеспечивают государство новыми ресурсами для контроля той сферы, которую до недавнего времени мы считали своей личной жизнью. В пользу общественной безопасности были сделаны значительные уступки за счет неприкосновенности частной жизни граждан, без согласия общества и даже без его предуведомления. В США Агентство национальной безопасности собирало метаданные (кто, что и когда) о каждом телефонном звонке, сделанном каждым американцем по крайней мере в течение десяти лет [70]. Базы данных зарубежной электронной почты, чатов и текстовых сообщений гораздо обширнее, и право просматривать их имеют более двадцати других правительственных организаций США [71]. Что еще государство держит под наблюдением, мы пока не знаем.
Стоящий ли это компромисс? Есть ли у нас выбор? Наш расцветающий гений заставляет нас без обиняков задать себе эти вопросы.
Эпоха Ренессанса не дает гарантий – она дает возможности, реализовать которые наша общая задача. Скептики правы еще в одном: мы многое могли бы сделать лучше, мы могли бы зажечь в нашем обществе огонь созидания и сотрудничества. «…Нередко случается, – наставлял своих современников Макиавелли, – что от промедления теряешь благоприятный момент»
[26] [72]. План энергичных действий см. в части IV.
Тем временем в игру вступают другие силы. Часть III рассказывает о том, что в эпоху предыдущего Ренессанса процветающий гений существовал бок о бок с неожиданными катастрофами и новыми конфликтами, которые люди еще не умели решать. Но среди подобного уродства они продолжали упорно творить красоту и добиваться достижений, которые мы воспеваем до сих пор, пятьсот лет спустя, – это и есть жизненно важное наследие, которое они оставили будущим поколениям.
