Но краудфандинг имеет свои пределы. Люди вряд ли проявят большой интерес к сухим научным исследованиям, даже если написать отличную заявку. Более 70 % краудфандинга к 2015 г. составляли краткосрочные персональные кредиты, причем кредиторы ожидали, что им вернут долг с процентами [15]. Но наука, как известно, плохо придерживается графика досрочного погашения кредитов, – она стоит лагерем на далекой северной окраине человеческого понимания. Исследования, особенно фундаментальные исследования, направлены на приобретение нового знания, часто не подразумевающего какого-либо конкретного применения в ближайшее время. Потенциальные дивиденды слишком далеки и слишком неопределенны для тех, кто хочет принять участие в финансировании из соображений выгоды. Именно поэтому, хотя частный сектор спонсирует почти 70 % от общего числа исследований и опытно-конструкторских работ во всех развитых странах, лишь 20 % этих сумм идут на фундаментальную исследовательскую деятельность [16].
Между тем государственное финансирование, в которое с помощью налогов ежегодно вкладывается намного больше граждан, лучше сочетается с затратами и сроками фундаментальной науки. Коперниканские революции выпрядаются из фундаментальной науки, а роль веретена исполняет государственное финансирование. Реальной альтернативы не существует. К сожалению, в развитых странах государственная поддержка движется в неправильном направлении в двух смыслах.
Во-первых, она сократилась. В Северной Америке и Европе, но особенно в США и Великобритании, политика строгой экономии оторвала немалый кусок от правительственных бюджетов на исследования [17]. С точки зрения статистики правительство США в настоящее время тратит на невоенные научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки меньше, чем десять лет назад [18].
Во-вторых, государственная поддержка стала слишком консервативной. Скудные средства вместе с ростом общественного давления, требующего выгодного соотношения цены и качества, изымают из общественного распределения грантов дух здорового авантюризма. Возьмем Национальные институты здравоохранения США (НИЗ), которые сами по себе забирают почти половину всех американских федеральных невоенных расходов на научные исследования. Все чаще и чаще одобрение получают не крупные, раздвигающие границы работы-открытия, а небольшие заявки на безопасные пошаговые исследования, результаты которых в основном известны заранее: в 2013 и 2014 гг. средний размер гранта НИЗ достиг самого низкого уровня с 1999 г. [19]. При этом все чаще опыт побеждает юношеское честолюбие. В 1990 г. только 2 % получателей грантов составляли исследователи в возрасте 65 лет или старше, а 11 % составляли исследователи в возрасте 36 лет или младше. Сегодня ситуация изменилась: получатели грантов в возрасте старше 65 лет превосходят получателей в возрасте младше 36 лет в соотношении 2:1 [20]. Отчасти эта тенденция обусловлена научными особенностями. Ультрасовременные медицинские исследования требуют знакомства с множеством смежных дисциплин, и, чтобы возглавить такой проект, обычно нужны ученые, имеющие за плечами определенный опыт. Но преимущества опыта имеют свою цену. Многие молодые исследователи в итоге разочаровываются и вообще отказываются от науки [21].
Государственная поддержка утратила былую смелость. Государственные лидеры должны вернуть ее. Им нужно больше тратить. Государственная поддержка исследований в развитых странах должна расти не менее чем на 3 % в год. И с точки зрения немедленной окупаемости стоит ожидать меньшего. Необходимо ежегодно увеличивать суммы государственной поддержки и зарезервировать часть их – по нашим подсчетам, более трети – для передовых исследователей в любых отраслях, чтобы дать им возможность выполнять оригинальные, связанные с высокой степенью риска исследования неопределенной ценности. Когда в 1508 г. папа Юлий II поручил Микеланджело расписать потолок Сикстинской капеллы, он не указывал художнику, где должно быть «Сотворение Адама», а где «Всемирный потоп» – он (в конечном итоге) позволил Микеланджело «делать как мне нравится» [22]. Тогда и сейчас независимость является ключевым условием гениальных достижений.
2. Осмелиться на неудачу
Великая опасность для большинства из нас заключается не в том, чтобы поставить цель слишком высоко и не достигнуть ее, но в том, чтобы поставить цель слишком низко и ее достигнуть.
Традиционно приписывается Микеланджело
Эта поговорка была популярна пятьсот лет назад и не утратила актуальности сегодня. В своей книге «Всеобщее процветание» (Mass Flourishing, 2013) лауреат Нобелевской премии экономист Эдмунд Фелпс призвал своих читателей вместо «ощутимого снижения витализма – делания – переключиться на эксперименты, исследования, конструкторские опыты и догадки, чтобы мы как отдельные личности и как общество в целом не просто двигались вперед, но процветали» [23]. В эпоху открытий баланс между риском и вознаграждением смещается в пользу решительных действий. Во-первых, потому что перед нами вдруг появилось так много неизученных территорий. Политика и экономика открыли для нас страны и рынки всего мира. У нас есть инструменты для изучения фундаментальных частиц вещества и бесконечного космического пространства. Мы наращиваем вычислительные мощности, чтобы создавать модели самых сложных тайн мироздания, от формирования галактик и изменения климата до возникновения сознания. К 2020 г. численность всемирного среднего класса достигла 3 миллиардов человек, и мы сможем связаться со всеми этими людьми с помощью умных устройств, которые умещаются у нас в кармане [24].
Во-вторых, из-за того что наши растущие взаимосвязи ускоряют возникновение и распространение ценности, которую мы можем создать для себя и для других, мы не можем предвидеть все преимущества, которые принесут наши действия. Множество примеров дают социальные сети. Простая игра для мобильных устройств Flappy Bird, написанная всего за три дня, в 2013 г. распространилась с невероятной скоростью и приносила своему вьетнамскому создателю около 50 тысяч долларов в день [25]. В 2014 г. международный флешмоб Ice Bucket Challenge всего за 30 дней собрал более 100 миллионов долларов и более 220 миллионов долларов в целом – деньги пошли на изучение бокового амиотрофического склероза (БАС); ради благотворительности люди подначивали друг друга опрокинуть себе на голову ведро ледяной воды [26]. Если вы были среди этих людей, вы должны знать: ваши усилия изменили положение. Год спустя, в августе 2015 г., ученые из Университета Джона Хопкинса объявили о серьезных успехах в поиске лекарства [27].
В-третьих, стоимость неудачи резко падает. Программное и аппаратное обеспечение с открытым исходным кодом, всемирные онлайн-платформы для привлечения инвестиций, производства и распределения, а также изготовленные методом 3D-печати прототипы сокращают стоимость воплощения в жизнь самых разнообразных идей. То, что десять лет назад было невозможно или возможно только в гигантских лабораториях, в настоящее время можно построить по доступной цене в небольшой комнате или офисе. Инженеры-биотехнологи самостоятельно собрали машину для получения полимеразной цепной реакции (ПЦР), лабораторное оборудование стоимостью 30 тысяч долларов, необходимое для всех исследовательских работ с ДНК, менее чем за 600 долларов. Вы можете купить одну из таких машин на openpcr.org (требуется дополнительная сборка). Художники могут оценить свой талант и способность привлекать публику, имея в своем распоряжении всего лишь смартфон, аккаунт в Twitter и множество друзей-подписчиков. Двадцать лет назад, чтобы написать коммерчески успешную компьютерную программу, нужно было получить диплом специалиста по компьютерным наукам, а затем устроиться на работу в компанию, создающую программное обеспечение. Теперь это можно сделать после нескольких месяцев игры с бесплатными комплектами разработки, которые выпускают крупные производители мобильных платформ. Неудивительно, что сообщество разработчиков компании Apple за 2012–2014 гг. увеличилось в два раза, с 4,5 до 9 миллионов программистов [28].
