Мы должны решительно либерализировать миграцию, которая вдохнет новую жизнь в стареющую экономику развитых стран и увеличит перелив положительных излишков богатого мира – доходов, знаний, навыков и учреждений – к бедному.
Никто не обязан предвидеть
Проблема по большей части заключается в том, что мы не делаем – и даже не собираемся делать – того, что должны. Банковский сектор не заслуживает похвалы за проведенные реформы. Они были предприняты задним числом, уже после того, как финансовый кризис произошел и ущерб был нанесен
[39]. Только пережив глубокое и болезненное потрясение, мы начинаем что-то менять.
Но можем ли мы сделать это раньше? Увы, оглядываясь назад, мы с горечью видим, как трудно нам принимать превентивные меры. Причина заключается в том, что везде, где мы ищем руководство в этих вопросах, мы находим людей и учреждения, воспроизводящие те же модели поведения, которые подвергают нас опасности.
Правительства, как авторитарные, так и демократические, обязаны сделать все, чтобы их сторонники и граждане их стран были довольны. Люди хотят, чтобы правительство решало их понятные насущные проблемы: экономика, долги, безработица, социальное обеспечение, преступность. Но, как показала глава 6, большинство опасностей, с которыми мы сталкиваемся, представляют собой подлинную дилемму между частными благами (выбор, потребление, прибыль, эффективность) и общественными бедами (загрязнение окружающей среды, неравенство, случайные стихийные бедствия). Сложноорганизованность процесса, в котором первое влечет за собой второе, не позволяет убедить общественность потратить налоговые доллары на превентивные меры или согласиться на жесткий компромисс. Неравномерное распределение затрат и выгод в пространстве (затраты происходят в одном месте, выгоду ощущают в другом) и во времени (мы несем расходы сегодня, преимуществами воспользуются те, кто еще не родился) делает это практически невозможным.
Компании обязаны делать своих владельцев счастливыми. Некоторые компании, такие как пенсионные фонды, сосредоточиваются на долгосрочном финансовом здоровье, но большинство ищут быстрой выгоды – и в краткосрочной перспективе предотвращение рисков редко обеспечивает возврат на инвестиции. Общесистемные выгоды, в принципе вполне реальные, так и не появляются ни в одном корпоративном финансовом отчете. Чего нельзя сказать о затратах. С другой стороны, к надежным способам увеличения краткосрочных прибылей относятся: концентрация производства в центрах с более низкими издержками, более свободное использование общих ресурсов (воздух, реки, леса, океаны), а также избегание внутренних налогов путем перевода прибыли за рубеж.
И наконец, в человеческом смысле мы тоже обязаны стать лучше и обеспечить как можно более благоприятную жизнь для наших близких. Для большинства из нас эти обязанности перевешивают остальные, более широкие проблемы. Да, глобальные проблемы тоже важны, и именно поэтому некоторые из нас ездят на работу на электромобилях или на велосипедах, поддерживают социальное предпринимательство, становятся добровольцами или перечисляют деньги на благотворительность. Но всем нам было бы трудно отказать себе и своей семье в тех благах, которые свободно потребляют остальные. Сколько из нас готовы отказаться от авиаперелетов ради сохранения атмосферы? Кто из нас готов отказаться от использования антибиотиков, чтобы замедлить появление устойчивых к ним вирусов, или переехать подальше от побережья, чтобы наша страна понесла меньше убытков, если вдруг на нее обрушится ураган? От какой части дохода мы готовы отказаться, чтобы предотвратить редкие катастрофы или помочь отчужденным почувствовать себя не лишними?
Если бы опасность была близкой и очевидной, возможно, мы были бы готовы пойти на жертвы. Но причинно-следственная связь между нашей частной жизнью и системными опасностями настолько сложна, что трудно определить, насколько на них влияет наш личный выбор – и влияет ли вообще. Скорее возникает впечатление, что концентрация, которая складывается из огромного количества людей, свободно делающих одинаковый выбор, так велика, что это сводит на нет любые положительные последствия нашей одинокой жертвы. Как венецианским купцам за пятьсот лет до нас, самым рациональным решением нам кажется пригнуть голову, идти туда, куда и все, заботиться о своей семье и ждать, пока какое-нибудь технологическое или политическое решение не изменит социальное поведение в массовом порядке, вероятнее всего в ответ на следующее крупное потрясение.
Самый большой шаг на пути к безопасному XXI в. – это признаться себе, что именно так работает человеческое общество, и именно так многие из нас ведут себя в жизни. Каждый день, когда мы не обозначаем новые взаимосвязи, мы теряемся в их переплетениях. Каждый день, когда мы не пытаемся активно диверсифицировать общественное богатство, корпоративных поставщиков, общественную инфраструктуру, а также наше собственное внимание, концентрация возрастает. Всем нам, осознаем мы это или нет, из-за нашего бездействия эти опасности уже нанесли ущерб – финансовые потери, ухудшение здоровья или потерянные возможности. Но мы сознательно позволяем этим опасностям накапливаться, поскольку, кажется, просто не можем поступить иначе.
3. Поддерживать огонь добродетели
…Ты сам, свободный и славный мастер, можешь сформировать себя в образе, который ты предпочтешь.
Джованни Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека [63]
Является ли наша неспособность измениться, прежде чем станет слишком поздно, трагическим свойством человеческой природы или мы можем подняться выше этого?
В начале главы 3 мы рассказывали об одном из важнейших философских проектов предыдущего Ренессанса, который заключался в попытке доказать, что на самом деле мы можем. Гуманисты, от Петрарки и Эразма до Макиавелли, переосмыслили средневековое понятие о «Человеке», занимающем строго определенное место в Великой цепи бытия, и пришли к выводу, что мы способны изменить себя посредством собственной воли и действия.
Орудием самоформирования человека они предлагали сделать добродетель. Добродетель, как писал греческий философ Аристотель, есть качество характера, побуждающее действовать как должно, даже если это трудно, не модно или противоречит меркантильным интересам. Для гуманистов XV–XVI вв., искавших практические средства против царящего вокруг морального разложения, добродетель была важна по двум причинам. Во-первых, ее можно познать только на собственном опыте. Научить добродетели на словах невозможно. Это привычка мысли и действия, и единственный способ приобрести ее – идти и совершать добродетельные поступки. В конце концов привычка сформируется и добродетель станет нашей новой природой. Во-вторых, добродетель заразна, она распространяется повсюду. Наши добродетельные действия формируют не только нас – они формируют общество вокруг нас, создавая традиции, и тогда добродетельное поведение становится целенаправленным и широко распространенным. Чем больше людей руководствуются в своих поступках определенной добродетелью, тем скорее она становится нормой, управляющей поступками остальных.
