Так, похоже, во второй части спектакля главным действующим лицом будет Ланцелот. Он откопал в коробке с маскарадными костюмами какие-то красные вельветовые бриджи и галопирует по комнате, без конца распевая две фразы: «Кто так пошутил с котом?» и «Кто же вытащил его?»
Они не решились посадить меня в свой дурацкий колодец.
– Сначала отрепетируем песню, – сказал Ланцелот, глядя на меня с недоверием, – а то мало ли что.
– Да, – согласилась Люсиль. – Таффи посадим в самый последний момент, когда будем готовы.
Элли глянула на свой пластырь, потом на меня.
– Да, Таффи. Ты будешь играть в спектакле, но позже.
Мне надоело, что люди помыкают мною в моем собственном доме – туда ходи, туда не ходи… Я вывернулся из рук Люсиль и запрыгнул прямо в их идиотский колодец.
Все пришли в восторг:
– Ой, Таффи! Ты гений!
Я задрал голову и завыл.
Все впали в экстаз.
– Смотрите! Таффи вошел в роль! Он притворяется, что застрял в колодце!
– Какой же он умный!
– Скорее пой, Ланцелот!
И Ланцелот завел свою бодягу:
– Динь-дон-донце, кот в колодце. Кто так пошутил с котом?
Девочки запели:
– Томми Линн, это Том.
– Кто кота потом достал?
– Джонни Стар, Джонни Стар, – спели Люсиль и мисс Коростель.
– Следующие две строки пою я! – сказал Ланцелот и запел: – Кто так дурно поступил…
Но девчонки встряли и допели сами:
– Кота едва не утопил.
Ланцелот обиделся.
– У меня главная роль в этом спектакле! Так что последние две строчки я спою сам.
– Ничего подобного, – заспорила Люсиль. И они с Элли заорали, пытаясь его заглушить:
А между прочим, этот кот
Их дом от мышек бережет.
Они мне так надоели со своим пением и спорами, что я лег на дно колодца и принялся наблюдать за большущим жирным и волосатым пауком, который вылез из старой дыры от скрепки и начал сооружать новую сеть.
До того приятно было дразнить паукашку! Я давал ему сплести пару кругов, а потом дергал за паутинку – не сильно, чтобы не порвать нить, а только раскачать старого охотника.
Вот он плетет – шур, шур.
Вот я дергаю – дерг, дерг.
Вот он раскачивается – туды, сюды.
Смеху! Я дергал. Паук упорно продолжал плести. Я так увлекся, что не заметил, как Три Плохих Певца закончили спор и снова взялись за песню.
– Динь-дон-донце, – громко запел Ланцелот. – Кот в колодце.
– Кто так пошутил с котом? – чирикнула Люсиль.
– Томми Линн, это Том, – скрежетнула мисс Коростель.
– Кто кота потом достал? – прощебетала Люсиль.
И тут Ланцелот перегнулся через край колодца, чтобы меня вытащить.
Знаете, не надо меня винить в том, что произошло в следующий миг. Я вам уже дважды объяснял: не слушал я их. Мне интересней было дергать паутину – с каждым разом все сильнее. И откуда, по-вашему, мне было знать, что на очередной дерг паукашка не удержится и отправится в полет?
Или что наступит очередь Ланцелота петь очередную строку.
И он разинет рот.
Очень, очень широко.
Ой, да ладно, я вас умоляю! Чего орать-то на весь дом. Ланцелот проглотил паука. Подумаешь, велика важность. Рыбу-то он ест, я сам видел. А рыбы гораздо больше пауков. (И глаза у них мерзопакостные – жуть.)
А вчера на ужин он лопал свинину. Ага, здоровенный кусок свинячьей задницы. Так чего ж поднимать такой шум из-за крошки-паучка? Он уже давно провалился внутрь Ланцелота и перемешался с обедом. И зачем с визгом выписывать круги по комнате, затыкать ладонями рот и так жутко мычать?
Паук уже в тебе и там останется.
У него, бедняги, гораздо больше поводов нервничать, уж если рассуждать здраво.
Люсиль и Элли, как водится, насели на меня с обвинениями.
– Таффи, как это жестоко!
– Это ужасный поступок – запустить паука в рот Ланцелоту!
– Бедный Ланцелот!
Бедный Ланцелот? Это мне нравится! Почему все сочувствуют исключительно Ланцелоту? А кого на целый день оставили с Тремя Кривляками?
Меня, вот кого.
И кто меня пожалеет?
Догонялки с полудохлой мышью
Настала очередь Люсиль быть Звездой Сцены.
– Какую выберешь песню? – спросили ее.
Люсиль обняла себя за плечи, дабы сдержать переполнявший ее восторг.
– Я исполню «Где была ты, кошечка, где была? С королевой в Лондоне чай пила». Тогда я смогу надеть ту чудесную корону из маскарадной коробки.
(У этих троих источником счастья может стать любая барахляндия. Брильянты на той короне – из красных леденцов. Я точно знаю – я лизнул.)
Элли не сильно понравился выбор Люсиль.
– Ой, пожалуйста, только не эту! Я всегда плачу на последних строчках: «Что же там ты делала, ви-де-ла? За мышонком бегала – во де-ла!»
– Почему? – не понял Ланцелот.
Ему не ответили. Все посмотрели на меня как на преступника, будто я всю жизнь только и делаю, что гоняю по дому полудохлых мышат.
Я был оскорблен, если хотите знать. Дверь они не открывали, поэтому я пошел и сел под елку, рядом с подарками.
Да ладно, ладно. Я же дулся. Разве я виноват, что хвост у меня дергается из стороны в сторону? Я же кот, а у нас, котов, хвост всегда так себя ведет, когда мы сердимся. Мой хвост – это часть меня самого. Для меня он – всего лишь продолжение моего… моей спины. Вы же не следите целыми днями, что там происходит с вашими конечностями, правда? Вот и я не уследил. Откуда же мне было знать, что мой хвост где-то там сзади, вдалеке от моих глаз, разметал все их глупые записочки с именами, всунутые под обертки подарков, и загнал под ковер?
У них ушли годы на то, чтобы выбрать новую песню, но в конце концов – неужели! – они выбрали.
– «Три котенка горевали – рукавички потеряли», – решила Люсиль.
– Да! Отлично! – сказала Элли. – Можно использовать Таффи и моих плюшевых котят.
«Использовать» Таффи? Извините! И кто я теперь, по-вашему? Кухонное полотенце?
Никто не смеет меня «использовать».
– И нам нужно двенадцать маленьких рукавичек, – придумал гений Ланцелот.
