– Тц-ц-ц, тише! Если мы разбудим бабушку, считай – накрылось все медным тазом.
– Чем накрылось?
– Медным тазом, – чуть медленней повторила я и перекинула одну ногу через велосипедную раму. – Значит так – едем сначала по главной дороге в сторону города, может километров восемь – десять, а потом я покажу, где свернуть. Понял?
– Понял.
Антон был одет в светло-серые шорты чуть ниже колен, белую широкую футболку и в те самые ослепительно белые кеды, которые были на нем, когда мы случайно встретились на центральной площади несколько дней назад. В этой светлой одежде он был похож на мотылька, прилетевшего на свет фонаря и безустанно порхающего вокруг него. В том, как он вскочил на велосипед и как, не присаживаясь на седло, закачался из стороны в сторону, и закрутил педали, было столько грации и легкой непринужденности, что я, засмотревшись, дала ему фору в несколько минут. Седло моего велосипеда было холодным и влажным от утренней росы. Я обтерла его рукой и села. Поставив одну ногу на педаль, я оттолкнулась другой и почувствовала, как мое тело сразу же отозвалось приятным балансирующим покачиванием. Я с силой надавила на педали, они послушно передали мою волю колесам, а те в свою очередь сорвали меня с места. Я вырулила на прямую дорогу и, разглядев вдали колышущееся от напора ветра белое облако Антоновой футболки, погнала свою “Тиссу” навстречу рассветному зареву.
Дорога была пустая – ни машин, ни людей. Мои ноги работали четко и слаженно, и скоро расстояние, разделяющее нас, стало сокращаться. Я выехала с обочины на гладкое асфальтовое покрытие и поравнялась с Антоном.
– Догнала, – улыбнувшись, сказал он и перехватил одной рукой руль моего велосипеда.
– Это было не сложно. Что ты делаешь?
– Ты можешь отпустить руль, не бойся – я держу!
– Я и не боюсь, – сказала я и вскинула обе руки к небу. – Лечу-у-у, смотри, я лечу-у-у, – кричала я и заливисто смеялась.
– Круто, да?
– Еще как!
Без устали мы крутили педали и мчали по самой середине дороги, минуя когда-то возделываемые, а теперь заросшие колхозные поля, порушившиеся хлебные амбары, брошенные и заржавевшие комбайнерные косилки. Посреди этого безмолвного кладбища целой эпохи больших человеческих надежд наш радостный смех раздавался особенного звучно и громко. Мы спешили оставить позади унылые деревни с их спящими жителями и успеть к заре нового дня – нашему времени молодых и влюбленных.
– Стой! – прокричала я Антону, который, увлекшись ездой наперегонки, проехал нужный нам поворот. – Стой! – еще громче прокричала я и рассмеялась.
Колышущееся вдали белое облако вдруг замерло, и из темноты раздался звон его голоса.
– Что случилось? Почему мы остановились?
– Здесь нужно повернуть, – приложив обе ладони ко рту в виде рупора, прокричала я.
– Хорошо!
Антон повернул, и милое белое облако опять затанцевало на фоне розовеющего неба. В одну секунду он приблизился ко мне и, шутя, протаранив переднее колесо моего велосипеда, спрыгнул с седла.
– Выключай фонарь – светает уже.
Антон выключил фонарик, и полумрак плеснул мне в глаза, ослепив. Я на ощупь слезла с велосипеда и повела его к щебенчатой обочине.
– Здесь глубокий овраг, так что пойдем пешком, – сказала я.
Следом за мной Антон спрыгнул на землю и, ухватившись за руль, скатил велосипед с дороги в землистый овраг. Я дождалась его внизу, а потом указательным пальцем в воздухе обвела кромку большой лужайки впереди и добавила: “Во-о-от так пойдем”.
Мне вдруг невозможно захотелось увидеть его лицо и прочитать на нем все, о чем он в этот момент думал. Я повернулась к нему. Его бархатные глаза были широко распахнуты – он то ли пытался разглядеть предстоящий нам путь, скрытый тенью граничащего с опушкой леса, то ли – бороться с запоздавшей дремотой. Я украдкой смотрела на него, и счастье, переполнявшее мое сердце, творило из этих секунд вечность.
– Как красиво! – прервал он свое молчание.
– Я же тебе говорила, что не пожалеешь. Нам идти еще где-то полчаса.
Овладев наконец собой, я отвела от него взгляд.
– Как раз к рассвету успеем, – заключил Антон.
– Должны.
Я крепко сжала велосипедный руль и с важным видом зашагала вперед. Через пару метров Антон догнал меня и повел свой велосипед бок о бок с моим. Мне казалось, что даже ступать со мной он старался в ногу.
– А что твоя бабушка скажет? Она же потеряет тебя, – спросил он.
– Я записку оставила.
– Молодец – сообразила. А я вот своим ничего не сказал.
– “Ну, если моя записка: “Уехала. Не волнуйся,” – вообще о чем-то говорит, то – да, неплохо сообразила,” – подумалось мне.
– И тебе ничего не будет? – спросила я с участием.
– Как не будет? Будет!
– Вали все на меня, – сказала я и почему-то выпрямила спину.
Мои слова насмешили Антона, и в приступе своей нечаянной радости он незаметно положил свою руку мне на плечи. Сею же секунду, как от струи ледяной воды, я судорожно свела острые лопатки и, вздернув плечи вверх, спрятала в них голову.
– Что с тобой? Я не кусаюсь. – Антон резко сменил громкий смех на мягкий шепот.
– “Опасный тип, прям как Хуан Карлос дель Вильяр из “Просто Марии”, которого бабушка звала “паразитом”, – пронеслось в моей голове.
– Ничего, – ответила я и услышала, что голос мой прозвучал неожиданно мягко.
– Ну, если тебе не нравится…
Антон убрал руку, и я как-то сразу сникла. Глупо, но мне стало грустно от того, что он не умел прочесть смыслы там, где они являли себя столь явно, что быть еще и произнесенными было бы уже излишне. Похоже, ко многим его талантам мне бы не удалось добавить ту сердечную чуткость, которая была свойственна мне. Я часто злилась на бабушку да и отчасти на своих родителей за сказанные невпопад слова, а иногда и поток слов, ненужных и неважных, и всегда мысленно силилась увидеть и понять сокрытое. В этом вакууме настоящих смыслов и родилась моя способность понимать не только то, о чем люди не говорят друг другу, но и то, о чем они не говорят даже самим себе.
Мы шли вдоль края леса, по ровной дуге огибая луг. Вдали, как будто из-под покрывала искрящейся от росы луговой травы, показалась рыжая макушка солнца. Впереди нас лесная лужайка кончалась крутым оврагом, а за ним начинались сенокосные поля. Обрыв был глубокий, что издали создавало нереальное ощущение того, что солнце вставало прямо из травы. Мы замедлили шаг, чтобы вдоволь налюбоваться открывшейся нашему взгляду картиной. Под нами, метров на семь вниз, по крутому склону сбегала узкая тропинка, ведущая к огромному плато гладко выкошенных угодий. В самом центре иллюминированная лучами восходящего солнца, в виде гигантского кораллового тюльпана вырастала из-под земли водонапорная башня.
