Она судорожно сглотнула и выпалила:
– Я не молчу…
– Да ладно, не тушуйся! – Петя по-свойски хлопнул Ленку по плечу. Она тихонько ойкнула, сжалась и придвинулась ко мне.
– Потише, – я поморщилась.
Петя с интересом посмотрел на меня:
– Ты, типа, лидер, да? – спросил он.
– В каком смысле? – он начинал меня раздражать, но я пока еще старалась быть вежливой.
– Да ладно! – хохотнул Петя, – у вас, у девчонок, всегда так, дружите парочками: красивая – некрасивая, лидер – серая мышка. Но лично я предпочитаю мышек, – добавил он.
Ленка шепнула мне в ухо: «Я хочу домой!».
– Ты всегда такой прямолинейный? – сдерживая раздражение, поинтересовалась я у Пети.
– О! Обиделась! – он хлопнул себя ладонями по коленям. – Я так и знал!
– Я рада, что ты такой догадливый, а главное – предусмотрительный, – огрызнулась я. Мы с Ленкой встали с диванчика. Наверное, мы бы ушли, но в этот момент появились Никита и Коля с подносами, уставленными чашками, чайниками и прочими чайными принадлежностями.
Они резко затормозили в дверях, уставившись на нас.
– А девчонки на меня обиделись! – насмешливо прогнусавил Петя.
– Что, правда? – испугался Никита. – Девчонки, это вы зря, на него нельзя обижаться, это же Петька. Он клоун по жизни.
– Шут гороховый! – согласился Петька, – прошу прощения, хотите на колени встану?
Ленка нервно засмеялась.
Коля поставил свой поднос на стол и освободил Никиту от его ноши.
– Вы просто не привыкли, – объяснял Никита, – а я не предупредил. – Ты чего тут наплел, урод! – набросился он на Петьку. Но тот лишь ржал громко и радостно, отбиваясь от наседавшего друга.
Коля сказал:
– Девчонки, давайте чай пить, а то пока они разберутся…
Я посмотрела на Ленку, она уже успокоилась, только поглядывала с опаской на Петьку, который подмигивал ей и даже посылал воздушные поцелуи.
Никита, врезав другу подзатыльник, подошел к столу и стал разливать чай. Я вспомнила, что мы не с пустыми руками, достала из пакета печенье и коробку конфет.
– Шоколад! – воскликнул Петька и прыгнул к столу.
– Нет уж, – я мягко отстранила его рукой, – будешь есть по-человечески, а не вместе с коробкой.
Все засмеялись, Петька громче всех. Мир был восстановлен.
Я уселась на диван рядом с гитарами, пила чай и разглядывала картину на противоположной стене. Это была какая-то абстракция, что-то вроде солнца в красных облаках. Я спросила у Никиты, что изображено на картине. Он сразу же отставил свою чашку и пустился в долгие объяснения о видении художника, о восприятии мира, об импрессионизме… Я вежливо слушала. Наконец, он сообщил, что на этом полотне изображен закат, так что я почти не ошиблась. А потом Петька добавил:
– Это полотно принадлежит кисти пока еще не очень известного художника Никиты Андреева.
Мы с Ленкой, как по команде, повернули головы и уставились на скромно потупившего взор Никиту.
– Ты еще и рисуешь? – удивилась я.
– Нет, это так… скорее наваждение… бывает, иногда…
Я, конечно, мало что понимаю в живописи. На мой взгляд, картинка была темновата, даже грязновата, наверное, оттого, что художник не умел смешивать краски. А может, так было задумано. Но все-таки ни я, ни Ленка, мы не писали маслом на холсте и не вешали наших произведений в скромных рамках на стенах комнат.
– И много у тебя картин? – спросила я у Никиты.
– Нет, три другие я отправил на выставку молодых художников, – признался Никита.
– Ух, ты! – прошептала Ленка, – а где она будет проходить? Посмотреть можно?
– Можно, в Испании, в музее Гугенхайма, – откликнулся Никита.
Колька поперхнулся чаем и закашлялся. Петька присвистнул:
– Ну, даешь!
Никита быстро взглянул на друзей и сказал:
– Один мой знакомый художник поехал туда и захватил мои работы. Я просто не успел вам сообщить.
– Понятно, – Коля снова невозмутимо отхлебнул чай.
Петька под шумок таскал конфеты и печенье, поедая их с неимоверной скоростью.
– Мы тут с вами разговоры разговариваем, а девчонки пришли песни слушать, – встрепенулся Никита. – Им же неинтересно!
– Почему же, нам интересно и с вами пообщаться и песни послушать, – не согласилась я.
– Славки нет, – напомнил Коля, – может, подождем?
– И без него справимся, – отмахнулся Никита, он решительно отставил чашку. – Доставайте инструменты.
Ребята пожали плечами и послушно расчехлили гитары.
– Извиняйте, барышни, сегодня буду петь под акустику, – доложил Никита.
Он выступил на шаг вперед, щелкнул пальцами, опустил голову, прислушался, как ребята пытаются настроиться…
– И раз! Два! Три! – Никита притопывал ногой, словно задавал ритм.
Ребята синхронно ударили по струнам, я вздрогнула. Сначала мне не удалось вычленить среди какофонии звуков, какой бы то ни было темы, потом гитары зазвучали слаженнее, примерно так: там, тара-ра-ра-рам, та-ра-ра-ра-рам, та-ра-ра-ра-рам, там, там…
Вступление было довольно долгим и особым музыкальным разнообразием не отличалось, но ведь ребята предупредили, что они играют рок.
И вдруг Никита запел. Точнее, он захрипел, согнувшись в три погибели:
– У меня поломана нога-а-а!
Левая поломана нога-а-а!
И правая поломана нога-а-а!
И так далее. Бешеный гитарный ритм сопровождал хрипящего Никиту, а он бился в конвульсиях.
Ленка сидела ни жива ни мертва.
Наконец, песня кончилась. Раскрасневшийся и даже вспотевший Никита, блестя глазами, спросил:
– Что скажете?
Он осмотрел нас по очереди и рассмеялся:
– Барышни наше искусство не приемлют! – весело сообщил он друзьям. Они пожали плечами. Я не люблю, когда решают за меня.
– Ну почему же, – сказала я, – возможно, на сцене это будет звучать совсем по-другому. К тому же каждая песня для чего-то… и, если вы еще поработаете с текстом и музыкальным сопровождением, то…
– Ты очень добрая! – перебил меня Никита, – парни, давайте следующую.
Следующая музыкальная тема разнообразием не баловала, все тот же длинный проигрыш, за которым последовала песня:
– Дайте мне автомат, я хочу быть сильным;
