Мэри улыбнулась уголком рта и скрестила на груди руки.
– Знаете, доктор Квентин, сколько людей за эти годы приходили ко мне, пытаясь что-то выведать?
– Думаю, десятки.
– Скорее, сотни. Полицейские, психиатры, журналисты. После смерти Рэя от них житья не стало. Теперь я одна. И мне приходится отдуваться за двоих.
– Кто был в курсе, Мэри?
– В курсе чего?
– Ваших ритуалов. Ведь вы держали девушек в темноте, с кляпом во рту и завязанными глазами, без еды и воды. Кто знал, что им резали кожу? Вы кому-то рассказывали об этом? Такое наверняка трудно удержать в тайне.
– Я ничего не знала, доктор Квентин, – тихо прошептала Мэри. – Хостелом занимался Рэй, и он говорил мне, что эти девушки собрали сумки и куда-то съехали. У меня хватало других забот. Я готовила, стирала, мыла полы. Подвал был целиком владением Рэя. Когда мы поженились, он делал там мебель. Я даже понятия не имела, где хранятся ключи.
Ее слова звучали как монотонная мантра. Наверное, она повторяла их так часто, что сама в них поверила.
– Пять девушек до сих пор числятся пропавшими без вести. Верно я говорю, Мэри?
– Полиции видней. – Она снова коснулась крестика. – Как я могу сказать, где они, если этого не знаю?
– Смотрю, крестик вас успокаивает, да?
– Он будет на мне, когда меня положат в могилу. – Мэри сжала крестик в руке, будто пыталась спрятать. – Он напоминает мне о том, что я не одна.
– А ваш муж, Мэри? Вы видели его до того, как он умер?
– Судья потребовал, чтобы нас содержали раздельно. Нам нельзя видеться и даже разговаривать по телефону. По его словам, вместе мы составляли гремучую смесь.
Эта мысль ее позабавила.
– Смехотворная хрень. Я в этом хостеле вкалывала как проклятая. И что за это имела? Ни слова благодарности. – На ее лице появилось обиженное выражение человека, не дождавшегося награды за свои труды.
– Хорошо, мы больше не будем донимать вас вопросами.
– Скажите, можно оставить меня наедине с сержантом Альваресом? – Мэри повернулась в ту сторону, где сидел мой спутник, и, широко улыбнувшись, попыталась отыскать его незрячим взглядом.
На лице Альвареса проступила еще большая неприязнь, чем обычно.
– Вам не повезло, Мэри, – сказала я. – Он женат.
– Жаль.
– Вот моя визитная карточка. Позвоните мне, если у вас появится желание поговорить. – Я сунула карточку в протянутую руку, стараясь не прикасаться к ее пальцам.
– Может, и позвоню. Надо же чем-то занимать время.
Когда мы с Альваресом встали и собрались выйти, стало видно, что Мэри Бенсон расстроена. В ее положении любой контакт с людьми лучше полного одиночества.
– Вам нужно не со мной говорить! – крикнула она вслед, когда я уже открыла дверь. – Сержант Альварес отлично знает, чем Рэй занимался в свободное время.
Ее незрячий взгляд встретился с моим, и на секунду я усомнилась в том, что Мэри Бенсон на самом деле слепа.
* * *
– Что она имела в виду, говоря, что вы знали Рэя Бенсона? – спросила я Альвареса, когда мы подошли к машине.
Было видно, что ему не хочется отвечать на мой вопрос, что для него это нечто постыдное.
– Я был первым, кому Рэй Бенсон сделал признание. Четырнадцать часов выслушивал его, два дня с лишним. Мы взяли его в одиннадцать часов в одном из пабов в Боро
[27]. Он как раз рассчитывался за последний заказ.
– И вы мурыжили его всю ночь?
– Не всю, с перерывами, – ответил Альварес, глядя прямо перед собой.
– Представляю, что это были за признания.
– У нас ушло двенадцать часов, чтобы расколоть его. После этого он без умолку проговорил целых два часа. Я никак не мог его остановить. Он рассказал мне, что сделал с восемью девушками, причем во всех подробностях.
– А с пятью остальными?
– В какой-то момент он просто перестал говорить, и все, – нахмурившись, ответил Альварес. – А через пять лет повесился в Бродмуре.
– О господи!
– И эта стерва, если бы захотела, могла бы рассказать нам, куда они дели тела остальных, – добавил он, и на его щеке дернулся мускул.
– В смысле?
– Я думал, вы знаете. Рэй всего лишь следовал ее указаниям. Она записывала, сколько должны длиться издевательства, какими ножами ему пользоваться.
Я закрыла глаза, и в моем воображении возникла Мэри Бенсон: в старой одежде, с пустым лицом незрячего человека. Невозможно представить, что это убогое существо способно причинить вред другим людям. Наверное, именно поэтому она заставляла Рэя выполнять ее планы.
– Вы ходили к психологу после того, как все это выслушали?
Альварес покачал головой:
– Не было необходимости.
– Понятно. Это была бы, как вы сказали, una pérdida de honor, да?
Он усмехнулся:
– Давайте, доктор Элис, поставьте мне диагноз. Вижу, вам не терпится это сделать.
– Посттравматический синдром. Но вы и сами наверняка знали. Вам ничто не мешало проверить ваши симптомы в Интернете.
Альварес покачал головой и откинулся на спинку сиденья.
– Потрясающе, но, как говорится, мимо кассы. Ну а теперь вы наверняка ждете, что я отвезу вас домой?
Весь обратный путь мы молчали. Я пыталась привести в порядок мысли. Когда доехали до Провиденс-сквер, поблагодарила Альвареса и попыталась открыть дверцу. Ручка дребезжала, но не думала открываться.
– Замок с вашей стороны сломан.
Он потянулся через меня и задел своим плечом мое.
– Нужно чуть сильнее нажать, только и всего.
Лицо Альвареса находилось в считаных сантиметрах, так что при желании я могла бы поцеловать его в щеку. Пришлось напомнить себе, что дала зарок не спать с женатыми мужчинами. Когда дверь наконец распахнулась, я вылезла из машины и попрощалась, прежде чем успела передумать и изменить своему правилу.
Глава 10
Кое-как поднявшись на следующее утро с постели, я обнаружила, что вещи Лолы раскиданы по всем комнатам. Фиолетовый шарф наброшен на кресло в прихожей, леопардовые сапожки стоят возле дивана, на кухонном столе навалены коробки из-под китайской еды. Лола обжилась в моей квартире и явно чувствовала себя хозяйкой.
Причем настолько, что даже оставила в ванной свою бижутерию и использовала остаток моего крема для лица, причем весьма недешевого. Однако, когда она вышла из второй спальни, на нее было невозможно сердиться. Моя подруга была неподдельно рада меня видеть.
