Эти спокойные слова, казалось, совершенно вывели Онор из равновесия. Она огляделась, словно пытаясь сбежать. Или просто обшарила глазами комнату в поисках скрытых микрофонов, камер?
– Грейс нажила себе немало врагов, – выдавила наконец она. – И теперь на воле ей грозит куда более страшная опасность, чем в тюрьме. Мне небезразлично ее благополучие.
Митч едва сдержал ухмылку: «Черта с два небезразлично».
– Вас не было на суде.
– Верно.
– И насколько мне известно, вы ни разу не навещали сестру в тюрьме.
– Ни разу.
– Можно узнать почему?
– Я… мой муж… мы посчитали, что так будет лучше. Джек упорно трудился, чтобы оказаться там, где сейчас. Не хватало еще, чтобы избиратели связывали его имя с «Кворумом»… Надеюсь, вы понимаете.
Митч не дал себе труда скрыть презрение. Он прекрасно понимал…
Словно прочтя его мысли, Онор стала оправдываться:
– Мой муж сделал много добра своим избирателям, детектив. Много. Разве справедливо, если его имя будет запятнано алчностью Ленни Брукштайна? Грейс сама сделала свой выбор. Я волнуюсь за нее. Но…
Она не договорила.
Митч поднялся.
– Благодарю, миссис Уорнер. Я сам найду дорогу.
Та же самая история была и с Конни Грей.
– Моя младшая сестра так и не научилась отвечать за свои поступки, детектив Коннорс. Грейс считала, что создана для богатства, счастья и свободы. Цена ее не волновала. Так что ответ на ваш вопрос: нет, мне ее не жалко. И я, конечно, ничего о ней не знаю. И надеюсь, не узнаю.
«С такими друзьями, как у Грейс Брукштайн, и враги ни к чему».
Разговаривая с безжалостными, озлобленными сестрами Грейс, Митч почти жалел женщину, алчность которой едва не поставила на колени Нью-Йорк. Гнев Конни был явственно ощутим в этой комнате. Исходил от нее как тепло от обогревателя… Атмосфера накалилась.
– Не знаете, к кому еще могла обратиться Грейс? Кому позвонить? Может, старая школьная подруга? Или школьный поклонник?
Конни величественно качнула головой:
– Нет. Выйдя замуж за Ленни, Грейс полностью растворилась в его мирке.
– И вы это не одобряете.
– Ленни и я… скажем так, мы не были близки. И я всегда считала, что они с Грейс не подходят друг другу. В любом случае никаких старых друзей не существует. Некоторое время Грейс поддерживал Джон Мерривейл, пока Кэролайн не вправила ему мозги. Бедный Джон!
– Почему «бедный»?
– О, бросьте, детектив! Вы его видели. Он боготворил Ленни. Много лет носил за ним портфель.
– Но он играл какую-то более важную роль?
– Джон? Нет, никогда!
Конни безжалостно рассмеялась.
– Пресса изображает его кем-то вроде финансового мудреца. Второе главное лицо «Кворума». Абсурд! После двадцати лет службы его лишили даже партнерства! Ленни использовал его. Как и Грейс. И даже сейчас ему приходится расчищать весь этот хаос в «Кворуме». Неудивительно, что ваши коллеги из ФБР не нашли этих денег! Как раз тот случай, когда слепой – поводырь у слепых!
Присутствующие на пресс-конференции были откровенно враждебны. Люди требовали ответов, которых у Митча Коннорса не было.
Прошла почти неделя после дерзкого побега Грейс Брукштайн, и давление на Митча и его команду все усиливалось. От них требовали хоть чего-нибудь. Представители прессы вбили себе в голову, что Нью-Йоркский департамент полиции утаивает информацию.
Митч улыбнулся.
Если бы только это было правдой!
Правда заключалась в том, что у него ничего не было.
Грейс Брукштайн сбежала из тюрьмы и растворилась в воздухе.
Прямо как чертов Дэвид Блейн!
Она не обращалась ни к родным, ни к друзьям. Вчера руководители департамента совершили поступок, который можно было расценить исключительно как отчаяние: назначили награду двести тысяч долларов всякому, кто предоставит информацию, способствующую поимке Грейс.
Это оказалось ошибкой.
За два часа команда Митча ответила на восемьсот звонков. Очевидно, Грейс Брукштайн была вездесущей: ее заметили от Нью-Йорка до Новой Шотландии. Пара наводок казалась достойной расследования, но в конце концов и они оказались пустышками. Митч чувствовал себя ребенком, пытающимся ловить мыльные пузыри, которые лопались от легчайшего прикосновения. Подумать только, он посчитал это дело пустяковым!
– На сегодня это все. Спасибо.
Недовольно ворчавшая стая репортеров убралась. Митч прокрался в свой офис, но, похоже, передохнуть ему сегодня было не суждено. Детектив лейтенант Генри Дюбре и в лучшие свои времена не был образцом мужской красоты. Сегодня же, скорчившись в пыточном кресле Митча, подобно гигантской жабе, он выглядел еще гаже обычного: красная, одутловатая от пьянства физиономия и желтые, как подсолнухи, белки. Очевидно, напряжение сказывалось на всей команде.
– Сообщи мне хоть какие-нибудь хорошие новости, Митч.
– «Никс»
[16] вчера вечером выиграли.
– Я серьезно.
– Я тоже. Потрясная была игра. Вы не смотрели?
Митч улыбнулся. Дюбре насупился.
– Простите, босс. Не знаю, что сказать. У нас ничего нет.
– Время работает против нас, Митч.
– Знаю.
Дюбре ушел. Сказать было нечего. Оба понимали: если в следующие двадцать четыре часа Митч не нападет на след, его снимут с дела. А может, и уволят.
Митч старался не думать о Селесте и дорогой частной школе, куда Хелен хотела отдать дочь. В этот момент он ненавидел Грейс Брукштайн.
Он смотрел на висевшую на стене доску. В середине скотчем было прикреплено фото Грейс. От нее, как лучи звезды, отходили сгруппированные снимки других людей: заключенных и служащих Бедфорд-Хиллз, друзей и родных, сотрудников «Кворума», тех людей, кто дал самые многообещающие наводки. Как получилось, что столько следов ни к чему не привели?
Зазвонил телефон:
– Для вас звонок на первой линии, детектив Коннорс.
– Кто это?
– Грейс Брукштайн.
Митч невесело усмехнулся:
– Да, Стелла, спасибо. У меня нет настроения для дурацких розыгрышей.
И повесил трубку. Через полминуты телефон зазвонил снова.
– Стелла, я уже сказал, что у меня и без того полно проблем…
– Доброе утро, детектив Коннорс. Говорит Грейс Брукштайн.
Митч замер. Прослушав многочасовые записи показаний Грейс на суде, он узнал бы ее голос повсюду. И сейчас лихорадочно замахал рукой своим коллегам во внешнем офисе.
