– Ясно, – настороженно протянул Джон.
– Сделаем заказ?
Митч предпочел стейк и салат. Джон целую вечность изучал меню, прежде чем остановиться на квише.
«Такое же невыразительное, безвкусное блюдо, как он сам», – подумал Митч. Но видимо, в Мерривейле были и другие черты. Нельзя подняться на вершину «Кворума», если в тебе нет твердого ядрышка. Или по крайней мере острого ума.
– Вы знаете Брукштайна так же хорошо, как и все в их окружении, – начал Митч. – Во время процесса Грейс даже жила у вас в доме.
– Совершенно верно.
– И вы оплатили гонорар ее защитника.
Мерривейлу явно было не по себе.
– Д-да, – промямлил он. – Ленни был м-моим лучшим другом. Уверен, он хотел бы этого.
– Но вы ни разу не посетили ее в тюрьме. И вообще больше с ней не общались. Почему?
– Попытайтесь понять, детектив. Я верил Грейс. В точности как верил Ленни. Но настал момент, когда я больше не смог закрывать глаза на правду. Они оба п-предали меня. С крахом «Кворума» я потерял все. Доброе им-мя, сбережения, д-дело всей жизни. Конечно, есть и другие, кто пострадал больше меня. И я пос-святил свою жизнь помощи эт-т-тим людям.
– Имеете в виду расследование ФБР?
– Да, – энергично закивал Джон. – И д-до сих пор пытаюсь что-то понять.
«Он говорит вполне разумные вещи. И очень убедителен. Почему же я ему не верю?»
Официант принес еду. Митч с жадностью набросился на стейк, наблюдая, как Мерривейл ковыряется в квише, выклевывая, как птичка, крохотные кусочки.
После еды Митч сменил тему:
– Что, если бы вы задались вопросом, куда направится Грейс? Каков был бы ответ?
– Понятия не имею.
– Может, Ленни рассказывал вам о местах, куда они ездили вдвоем?
– Никогда.
– Что-то романтическое, памятное для них обоих…
– Я уже сказал, – сухо выдавил Джон. – Ленни не говорил со мной о подобных вещах.
– В самом деле?
Митч изобразил удивление.
– Мне показалось, вы сказали, что он был вашим лучшим другом.
– Был.
– И ваш лучший друг никогда не говорил о своем браке? Самой важной вещи в его жизни?
– Не Грейс была самым важным в его жизни, – отрезал Джон, – а я.
Увидев изумление Митча, он покраснел и принялся оправдываться:
– То есть не я лично. «Кворум». Наша работа. Ленни жил ради этого.
Но было слишком поздно. Мерривейл разоблачил себя. У него были интонации Конни. Ревнивого любовника.
Митч насторожился. Даже волоски на затылке встали дыбом.
– Напомните, мистер Мерривейл, в день шторма вы были в Нантакете? Когда пропал Леонард Брукштайн?
Джон недоуменно моргнул.
– Я был в Бостоне. По делу. Договорился о встрече заранее. Вылетел рано и пробыл там весь день. Все мои показания есть в деле, если хотите проверить.
– Спасибо, – кивнул Митч, – проверю.
Только позже, когда он заплатил по счету и Мерривейл ушел, Митча осенило: «Он не заикался. Когда речь шла об алиби, его речь была идеальна».
Грейс легла на постель, сжимая в руке пузырек с маслом. Оно пахло пряно и пьяняще, – едва уловимый аромат розмарина на теплом весеннем ветерке.
На этикетке чернела надпись: «Ядовито. Внутрь не употреблять».
Грейс подумала о том ублюдке, который ее изнасиловал.
Подумала о невинной жизни, которая росла в ней.
Подумала о Ленни. Тогда, в первую ночь, муж спросил, хочет ли она стать матерью.
Она не задумываясь ответила, что вполне счастлива и без этого.
Только теперь она осознала, что ради Ленни пожертвовала материнством. Пожертвовала всем ради их любви, и жертвует до сих пор. Как он мог изменить ей с Конни? Как?!
Она сгорала от унижения и гнева. Пыталась ненавидеть его, забыть, но не могла.
«Бесполезно. Я все еще люблю его. И буду любить всегда».
Откупорив пузырек, она одним глотком выпила горькое масло.
«Хотелось бы знать, сколько времени это займет?»
– Вы в порядке, леди?
В дверь Грейс колотил управляющий.
– Вам нужен доктор?
Грейс ничего не слышала. Боль раздирала тело, как гигантский кинжал. Она закричала. Кровь хлынула из нее, конечности в судорогах задергались, как под рывками садиста-кукольника.
Управляющий открыл дверь.
– Иисусе Христе! Я вызываю «Скорую».
Грейс продолжала биться на кровати, оглушенная звуками собственных воплей.
Глава 27
До нее смутно доносились голоса:
– Линда! Линда!
– Мы ее теряем.
– Еще разряд!
Кто такая Линда? Кого они зовут?
Грейс почувствовала, как к ребрам прижимают пластины. Невыносимая боль! В сердце словно вонзили шампур для шашлыка!
Она потеряла сознание.
И очнулась в комнате со светло-зелеными стенами и потолком в клетку. Из внутреннего сгиба локтя торчала игла. Кто-то говорил с ней. Медсестра.
– Линда?
Грейс вспомнила. Очередное фальшивое удостоверение. Она Линда Рейнолдс. Тридцатидвухлетняя официантка.
– С возвращением, – улыбнулась сестра. – Знаете, где вы, Линда?
– В больнице.
В горле Грейс так пересохло, что вместо слов получалось хриплое бормотание.
– Воды!
– Сейчас.
Сестра нажала на кнопку вызова.
– Продержитесь еще две минуты. Доктор скажет, можно ли вам пить. Он уже идет. Кому позвонить, милая? Другу или родственнику?
Грейс покачала головой.
Никому.
И снова заснула.
Она в Ист-Хэмптоне, на рождественской вечеринке. Ей шесть лет. Отец подхватил ее и посадил на плечи. Грейс чувствовала себя принцессой – в новом светло-голубом платье с оборками и с красными, белыми и голубыми лентами в волосах.
– Эй, Купер! – окликнул один из друзей отца. – Кто эта шикарная молодая леди?
– Самая хорошенькая девушка в Нью-Йорке, – ухмыльнулся отец. – Моя Грейси выйдет замуж за короля! И весь мир будет у твоих ног, ангел мой! Весь мир!
Он потянул за ее новенькую голубую туфельку. Грейс засмеялась…
…И тут же услышала смех Ленни. Они сидели на террасе своего дома в Палм-Бич. Ленни читал газету.
