Я немного растерялся, слишком отвык от всего этого за последние годы.
– Пожалуй, я сяду там, – я кивнул в сторону стойки, за которой молоденькая девушка колдовала над коктейлями.
Я оставил пальто в гардеробе и прошел к барной стойке, сел на высокий стул и огляделся. Люди вокруг меня ели, пили, танцевали, и я чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.
– Доброй ночи!
Я обернулся и увидел, что девушка за стойкой улыбается мне. Я улыбнулся ей в ответ.
– Вам чего-нибудь согреться? – спросила она по-немецки.
Я посмотрел на свои закоченевшие пальцы.
– Кофе, пожалуйста, – я снял пиджак и, аккуратно свернув, положил его на стул рядом.
– Да, конечно, – она принялась насыпать кофе в кофе-машину.
Я с любопытством разглядывал ее. Короткая белая туника, подпоясанная золотым ремешком, на голове что-то похожее на золотую тиару, а каштановые волосы заплетены в причудливую косу. Девушка поставила передо мной чашку, и я заметил, что у нее карие глаза.
– Спасибо, Адриана, – сказал я, прочитав имя на ее бейджике.
– Пожалуйста, – ответила она, замешкавшись.
– У тебя очень красивое имя, Адриана.
Она смутилась, покраснев до самых ушей.
– Спасибо, – она принялась протирать стойку.
– Я извиняюсь, если смутил вас, – я пододвинул к себе чашку и вдохнул аромат кофе.
– О, нет, что вы, не извиняйтесь, – она скрылась за стойкой, и я услышал, как зазвенели бокалы.
– Адриана, – позвал я.
– Да? – она выглянула из-за стойки, и мне показалось, что в ее глазах стоят слезы.
– Расскажи мне, как оказалась такая прелестная девушка с итальянским именем и превосходным немецким в этом роскошном чешском заведении? – спросил я.
Она поднялась, огляделась по сторонам, пожала плечами и заговорила. Ее голос был тихим.
– Я работаю тут не так уж давно, а вообще много мест сменила за эти десять лет, пришлось поездить по Европе…
Знакомая история. Я осторожно прикоснулся к ее руке, она не одернула ее, и только внимательно наблюдала за мной, продолжая говорить, но я почти не слышал ее. Ее рука оказалась холодной и немного влажной. Я поднес ее к губам и вдохнул ее запах. От нее пахло кофе и ванилью. Я закрыл глаза и прикоснулся губами к ее руке. Наверное, она думает, что я какой-нибудь псих, сейчас моргнет охраннику, и он выкинет меня отсюда прямо в морозную ночь, как Штайнберг. Но она этого не делала, она наклонилась ко мне, и ее лицо оказалось так близко, что я почувствовал ее дыхание.
– А потом господин Штайнберг привез меня сюда, – сказала она.
Я открыл глаза. Штайнберг?
– Господин Рит? – рядом со мной возник официант.
– Да, – я был в замешательстве, откуда он узнал мое имя?
– Для вас записка, – он передал мне свернутый листок и я, отпустив руку девушки, развернул его.
«Уважаемый господин Рит, – было написано в записке крупным уверенным почерком, – мы глубоко почтены Вашим визитом. Мы будем весьма польщены, если вы соизволите подняться к нам и выпить с нами бокал вина. С уважением, Гэрет Прайс и Генрих Штайнберг».
Штайнберг! Сказать, что я был в шоке, значит ничего не сказать. Я давно не испытывал такой гаммы настолько противоречивых чувств. Я был обрадован, возбужден, напуган, обескуражен. Я ждал этой встречи столько лет! Мне казалось, мое сердце выскочит из груди и убежит в неизвестном направлении.
В отделанном красным бархатом лифте я поднялся на третий этаж. Темнокожий охранник пристально посмотрел на меня поверх газеты и вновь углубился в чтение. Длинный коридор, освещенный множеством изящных кованых подсвечников, оканчивался резными дверями из красного дерева. Я вошел. В небольшой приемной никого не было, тогда я постучал.
– Войдите, – раздался из-за дверей сухой мужской голос.
Я открыл дверь и вошел. Офис Гэрета Прайса занимал почти весь этаж. Все четыре окна выходили на оживленный перекресток. Стены, отделанные под дуб, украшали известные репродукции Рембрандта и Сезанна. Два письменных стола стояли в разных углах друг напротив друга. На полу лежал пушистый бежевый ковер, а справа от входа располагался точно такой же бежевый мягкий диван.
– Рад тебя видеть, Вальтер, – Штайнберг поднялся с дивана.
– Я тоже рад Вас видеть, Наставник, – ответил я, пожимая его руку.
Наше рукопожатие продолжалось очень долго. Сколько раз я представлял себе эту встречу, что скажу ему, как буду вести себя, но увидев его, я понял, что прежней ненависти к нему больше нет. Я пристально рассматривал его. Штайнберг постарел, появилось больше седых волос и морщин, но выглядел он все еще бодро. Он разглядывал меня с не меньшим интересом, словно оценивал, сравнивал с тем, кого когда-то знал.
– Вальтер, это Гэрет Прайс, наш посредник в мире людей, – закончив рукопожатие, он представил меня человеку, который все это время терпеливо стоял рядом с ним.
– Очень приятно, – ответил долговязый и грубоватый Прайс на мое рукопожатие.
– Прошу, присаживайся, – Штайнберг обратился ко мне, указывая на диван, – Гэрет, налей вина нашему гостю, – повернулся он к Прайсу.
Тот открыл створки шкафа. Такого широкого выбора спиртного в одном баре я еще никогда не видел. Я присел на диван. Штайнберг был сама учтивость. В самом деле, так легко притворяться, будто ничего не случилось.
– Сама судьба привела тебя сегодня в «Самум», – сказал он и, посмотрев на часы, вдруг что-то вспомнил. – Прошу, идем со мной.
Мы поднялись с дивана, прошли через коридор и вошли в лифт. Но лифт пошел не вниз, как я ожидал, а вверх.
– Мы отменили заклинание, – пояснил Штайнберг, – теперь есть только один вход в Преисподнюю, и он находится на четвертом этаже крупнейшего развлекательного комплекса в Европе. На этаже, которого, как ты понимаешь, нет.
Двери лифта в этот момент раскрылись. Перед нами простирался длинный коридор со сводчатыми потолками. Приглушенный свет сотен электрических свечей освещал отделанные гранитом и мрамором стены. Ремонт здесь, похоже, закончили совсем недавно.
– Так, где же ты пропадал все эти годы? Мы не виделись пять… шесть лет?
– Десять, – подсказал я. Не может быть, чтобы Наставник ни разу не вспомнил обо мне. – Путешествовал по миру.
Штайнберг распахнул двери, и я невольно зажмурился от яркого света. Открыв глаза, я подумал, что Хозяин, очевидно, ошибся дверью, но нет, это был главный зал дворца, только готика уступила место модерну. На одной из стен висел десяток мониторов, но все они были выключены. За длинным столом сидел, откинувшись на спинку кресла, молодой человек.
– Я рад, что ты вернулся, – сказал Штайнберг, направляясь к своему месту во главе стола.
