– Давайте-ка вернемся к вашему увольнению из банка, мистер Тейлор. Мы обязательно свяжемся с банком еще раз – так, может быть, вы сами расскажете нам об этой истории? – предложил Спаркс.
Подозреваемый принялся снова повторять все свои доводы, адвокат тем временем безучастно сидел рядом. Послушать Тейлора – так все вокруг были виноваты, кроме него самого!
Потом взялись за алиби. Следователи пытались пошатнуть его со всех сторон, однако стояло оно прочно и нерушимо. Уже были опрошены все соседи Тейлора, и ни один из них не видел, как он приезжал домой в тот день, когда исчезла Белла Эллиот. Никто, кроме его жены.
После двух проведенных впустую часов у Глена Тейлора взяли на анализ все полагающиеся образцы и отпечатки, и он был отправлен в камеру задержания, а полицейские стали проверять его показания. В какой-то момент, когда тот осознал, что домой его не отпускают, а сержант-охранник попросил снять ремень и опустошить карманы, на лице у Тейлора показались какая-то детская беспомощность и растерянность.
– Не могли бы вы позвонить моей жене Джин? Прошу вас, – срывающимся голосом попросил он адвоката.
В бесцветной пустоте полицейской камеры Тейлор бессильно опустился на пластиковую скамейку у стены и закрыл глаза.
Сержант-охранник глянул на него через глазок в двери.
– Выглядит вроде достаточно спокойным, – сказал он своим коллегам, – но все же не спускайте с него глаз. Как раз тихони меня обычно и тревожат.
Глава 16
Четверг, 10 июня 2010 года
Вдова
Обычно я любила воскресные обеды – с жареной курочкой со всевозможными гарнирами. От них веяло семейным духом, и когда мы с Гленом были еще молодоженами, к нам обычно приежали на обед родители. Все сидели в кухне вокруг стола, вполуха прослушивая «Пластинки Необитаемого острова»
[12] и читая воскресные газеты, а я тем временем клала запекаться в духовку картошку или же разливала всем чай.
Так чудесно было ощущать себя частью этого взрослого мира, в котором мы могли пригласить своих родителей на ланч. У некоторых людей подобное чувство появляется, когда они приходят на свою первую работу или же переезжают в свой собственный дом, – но лично я именно в те наши воскресные посиделки чувствовала себя по-настоящему взрослой.
Мы с Гленом любили наш дом. Мы выкрасили гостиную в цвет магнолии (Глен сказал, это выглядит шикарно). И купили мужу в кредит зеленый костюм-тройку. В итоге мы, надо думать, выложили за него не одну сотню фунтов – но смотрелся он настолько здорово, что Глену просто обязательно надо было его иметь. На новую кухню мы копили несколько дольше, но в конце концов нам удалось ее приобрести, и мы выбрали себе гарнитур с белыми дверцами. Мы уже несколько лет захаживали в демонстрационный зал, прогуливаясь там, как и прочие парочки, взявшись за руки. Мне приглянулись шкафчики из сосны, однако Глен сказал, что хочет найти что-то «безукоризненно чистое». Потому-то мы и остановили свой выбор на белых. Если честно, когда мы соединили их на кухне воедино, смотрелось все это вместе точно в операционной, однако мы купили к ним красные ручки и множество красивых ярких баночек – и все сразу же оживилось и заиграло.
Мне очень нравилась моя кухня – «мое ведомство», как в шутку называл ее Глен. Сам он никогда и ничего там не готовил. «Только грязь разведу», – говорил он, и мы вместе над этим смеялись. Так что всей стряпней занималась я.
Глен, пока я готовила воскресный обед, накрывал на стол, сражался с моим папой «на локтях» и дразнил свою матушку насчет ее пристрастия к гороскопам:
– Ну как там, мам, на этой неделе у тебя не ожидается какого-нибудь таинственного незнакомца?
Его отец Джордж говорить особо не любил, но все же приходил к нам в гости. Пожалуй, единственное, что их, отца и сына, объединяло, – так это любовь к футболу. Однако даже в этом вопросе они не могли найти согласия. Глен предпочитал смотреть футбол по телевизору, а его папа ходил на матчи. Глену не нравилось, как на поле едва не сплющиваются при столкновениях тела игроков, он терпеть не мог этот струящийся у них по телу пот и ужасную ругань.
– Я как-то больше склонен к пуризму, Джин, – объяснял он мне. – Я люблю сам спорт, а не жизнь социума.
На что его папаша обзывал Глена слабаком.
Джордж абсолютно не понимал Глена, и нам казалось, его просто отпугивает образованность сына. Глен хорошо успевал в школе, всегда оказываясь в числе первых в классе, и потом старался изо всех сил, потому что считал – быть обычным таксистом, как его отец, – это не для него. Забавно, что в итоге пришел он к той же профессии. Я как-то раз сказала ему это в шутку, но Глен серьезно отчитал меня, объясняя, что между таксистом и водителем-экспедитором существует огромнейшая разница.
Сама я даже и не знала, кем хочу стать. Наверно, одной из тех хорошеньких девушек, которым никуда не надо пробиваться. Впрочем, я и не пыталась чего-либо добиться, да и Глен всегда говорил, что я хорошенькая, – так что все, чего мне когда-то хотелось, будто и сбылось. Для него я старалась быть красивой – главное было, не увлекаться макияжем. Глену это не нравилось. «Чересчур вульгарно, Джинни», – ворчал он.
На наши воскресные сборища Мэри обычно приносила с собой яблочный крамбл
[13], а моя матушка – букет цветов. Она у меня совсем не кулинар. Всегда предпочитала консервированные овощи свежим. На самом деле это странно, но папа частенько говорил, что так уж ее воспитали и что он, мол, к этому давно привык.
Когда мы в школе осваивали домоводство, я, как правило, приносила домой те блюда, что мы там стряпали. Они и вправду были вовсе не плохи, но если нам случалось приготовить нечто «чужестранное» вроде лазаньи или чили кон карне
[14], мама всякий раз распихивала содержимое тарелки по краям.
В общем, жареная курица устраивала всех и каждого, а специально для матери я всегда подавала консервированный горошек.
Хорошо помню, как много мы шутили и смеялись за столом – совершенно ни о чем. Хохотали над разными забавными ситуациями, случившимися у меня в салоне или у Глена в банке, сплетничали о соседях, обсуждали «Жителей Ист-Энда»
[15]. Когда я сливала воду с капусты и моркови, вся кухня наполнялась паром, и Глен рисовал что-нибудь пальцем на запотевших окнах. Порой он изображал сердечки, и Мэри заговорщицки мне улыбалась. Она отчаянно ждала от нас внуков и, когда мы с ней мыли после застолья посуду, нередко меня спрашивала шепотом, есть ли какие новости на этот счет.
