– Сможем ли мы предъявить это как доказательство в суде, сэр? Ведь это могут счесть за провокацию, – настаивал тот.
Спаркс подумал, что, может, Мэттьюс так реагирует на умничанье этого новенького мальчика. Сам он не знал, что ответить, но Фрай тут же предложил возможный вариант:
– Насколько я понял, сэр, у нас еще ничего такого нет, что можно испортить. Так почему бы для начала не попробовать, что из этого получится? И тогда мы вновь сможем вернуться к этому вопросу.
И хотя Мэттьюс был от всего этого явно не в восторге, Спаркс одобряюще кивнул.
Глава 22
Четверг, 12 июня 2007 года
Вдова
Забавная это штука – дни рождения. Все их как будто любят, но лично я всегда ждала их с ужасом. Для меня это долгая внутренняя подготовка, необходимость изображать перед всеми радость и весело проводить время – и неизменное разочарование оттого, что мне это не удается. Сегодня мне исполняется тридцать семь, и Глен внизу готовится принести мне поднос с завтраком. Еще достаточно рано, и я совсем не голодна, а потому еда наверняка опилками застрянет в горле, – но все равно надо будет сказать ему, как мне это нравится. И как я его люблю. Да, разумеется, я так и сделаю. Глен – мой мир, моя жизнь… И все-таки каждый свой день рождения я думаю о том, что вдруг в этот год моей жизни все-таки случится чудо, и у нас появится малыш.
Обычно я стараюсь об этом не думать – но в дни рождения все как будто обостряется. В какой-то момент ты с полной ясностью сознаешь, что вот прошел еще один год. Я понимаю, в жизни есть много чего другого, но все равно я не в силах об этом не думать.
Мы могли бы усыновить ребенка из-за границы. Я сколько раз читала в газетах заметки о малышах из Китая, но не могла об этом сказать Глену, боялась его огорчить.
Вот он заходит – слышу, как дребезжат на подносе чашки с блюдцами. Глен улыбается во весь рот, а в вазочке возле вареного яйца стоит красная роза. Торжественно начинает: «С днем рожденья тебя!..» – он обходит кровать, подступая с моей стороны постели – и таким забавным голосом, что меня едва не разбирает смех, допевает: «С днем рожденья, милая Джинни, с днем рожденья тебя!» И целует меня в лоб, в нос и в губы.
Все это меня доводит до слез, и Глен, отстранив от моих коленей поднос, садится рядом и обхватывает меня обеими руками.
– Прости, мой милый. Не знаю, что со мной сегодня такое, – бормочу я, пытаясь улыбнуться.
Ласково мне шикнув, Глен идет к шкафу и достает оттуда открытку и подарок.
Там ночная сорочка. Из белого английского шитья с розовыми бантиками. Как для маленькой девочки.
– Какая прелесть, – говорю я и целую Глена. – Спасибо, дорогой.
– Примерь-ка, – предлагает он.
– Попозже. Мне надо в туалет.
На самом деле мне совсем не хочется ее надевать. Я отправляюсь в ванную и принимаю свою спасительную «таблетку Джинни». Терпеть не могу этот день!
В апреле, перед самым днем рождения Беллы – первым после ее исчезновения – я отправилась в фирменный магазин «Смит» купить для нее открытку. Я целую вечность выбирала подходящую картинку с посланием и остановилась на одном из «телепузиков» с бейджиком «Мне 3 года» – поскольку читала в газетах, что именно «телепузиков» Белла любила больше всех.
Не зная, что написать в открытке, я пошла в парк, села на скамейку и стала думать о ней. Никакой печали я по ней не испытываю, потому что знаю, девочка цела и невредима. И ее мама, и я всем сердцем верим, что она жива. Того же мнения и Глен. Мы предполагаем, какая-то супружеская пара, у которой умер малыш, ее выкрала и тут же скрылась за границей. Странно, что до этого не додумалась полиция. Глен наверняка поделился с ними этой своей версией.
Итак, я написала в открытке: «Прелестнейшая Белла! С Днем рождения! Надеюсь, скоро ты будешь дома». Ну и полагающиеся «целую, обнимаю». И в адресе я указала ее – «мисс Беллу Эллиот».
Номера ее дома я не знала, но понадеялась, что это знает почтальон. Ее мать говорит, что каждый день получает десятки писем. Как-то в «Женском часе» она заявила, что порой ей приходят гадкие послания от разных «чокнутых», в которых говорят, будто она вполне заслуженно лишилась Беллы. Одно из этих писем, должно быть, от меня.
Я действительно писала ей еще в самом начале, когда была ужасно зла на Доун, что та бросила малышку без присмотра, в то время как сама я даже не могла обзавестись дитем. Мне хотелось, чтобы она знала, как дурно поступила.
Нынешнее свое послание я также оставила без подписи. Приклеила марку на конверт, сильно бугрящийся от вложенного внутрь бейджика, и отправилась домой мимо почтового ящика.
В день рождения Беллы, 28 апреля, Доун пришла в студию утреннего телеэфира с маленьким тортиком и тремя свечками на нем. Рядом с табличкой «Найдите Беллу!» на ней был тот самый праздничный бейджик, что послала я. Она поблагодарила всех за теплые послания и подарки, пообещав не разворачивать их до возвращения Беллы домой. У женщины, что брала у Доун интервью, от слез аж дыхание перехватило.
Я развернула купленный для нее подарок – куколку с золотистыми волосами в бело-розовом платье – и положила к себе на кровать.
Всем этим я совершенно спокойно занималась, поскольку Глена не было дома – он ездил по работе. Вернуться он должен был совсем не скоро, и до тех пор я могла проводить время с Беллой.
У меня есть ее фотографии – и простенькие, вырезанные из газет, и красивые цветные из журналов. Я решила не держать их в альбоме, поскольку это все-таки реальный человек, не такая, как прочие «мои детки», и я очень надеялась увидеться с ней однажды. Когда она вернется домой.
Я частенько представляла, как это будет. Как мы с ней встретимся в парке, и Белла поймет, что это я, помчится ко мне, смеясь и едва не спотыкаясь от быстрого бега. Как она обовьет ручонками мои ноги, и я наклонюсь к ней и подниму на руки, закружу от радости.
Это излюбленная из моих грез, и, похоже, она начинает все больше мною овладевать. Порой я ловлю себя на том, что сижу и сижу за кухонным столом, а потом смотрю на часы: прошло уже не меньше часа – а я того и не заметила. Порой я обнаруживаю, что плачу, – однако не знаю точно, почему. Я даже ходила проконсультироваться с врачом. Насчет Беллы я не упоминала, но ему известны связанные с Гленом «обстоятельства», как он это аккуратно обозначил, и из кабинета я вышла с новым рецептом.
– Вам бы немного душевного покоя, миссис Тейлор, – проговорил доктор, вырывая из блокнота предписание. – Вы не думали куда-нибудь съездить – отвлечься от того, что произошло?
Сказал он это, конечно же, из добрых побуждений, но разве какая-нибудь поездка тут поможет? Я же не смогу перестать об этом думать, просто севши в самолет! Я уже больше не способна контролировать свои мысли или вообще что-либо. Так и хочется сказать этому доктору: я пассажир, а вовсе не водитель. Но, по крайней мере, выписанные им таблетки помогут мне, когда понадобится сделаться прежней Джинни.
