Когда в свою очередь с места поднялся Сандерсон и принялся задавать вопросы, он уже не держал руки в карманах, не протягивал вальяжно гласные. Настал его момент славы.
Молоденькому полицейскому предложено было вновь, до последней мерзопакостной фразы, обсудить его переписку с Тейлором под видом Златовласки. В прокуратуре Фрая заранее готовили к тому, что на него станут давить, однако того, что пришлось испытать юноше на суде, никто не мог даже предположить.
Его попросили зачитать свои игривые ответы на непристойные подкалывания Большущего Мишки, и в суровом зале суда его слова приняли какой-то ирреальный оттенок нездорового веселья.
– «А что ты надела нынче на ночь?» – вопросил барристер с пятнистым, как у пьяницы, лицом и обсеянными перхотью плечами.
И Дэн Фрай, ростом чуть не под два метра, с невозмутимым видом ответил:
– «Пижамку, как у куколки. Голубенькую такую, с кружавчиками».
Со скамьи для прессы донесся с трудом подавленный низкий смешок, однако Дэн, не потеряв самообладания, продолжил:
– «Мне что-то жарковато. Наверное, мне лучше ее снять».
– «Да, сними свою пижамку, – томным голосом зачитал барристер. – А теперь потрогай-ка себя».
– Отдает каким-то подростковым сексом, как по-вашему? – добавил он уже от себя. – Полагаю, на вас тогда не было детской голубенькой пижамки с кружевами, детектив-констебль Фрай?
С мест для публики грянул смех. Дэн вздрогнул, однако справился с собой и, глубоко вздохнув, ответил:
– Нет.
Порядок в зале быстро восстановили, и все же обвинению был нанесен серьезный урон. Решающее свидетельство Фрая грозило превратиться всего лишь в грязную непристойную шутку.
Насладившись этим мгновением, барристер перешел к наиболее опасной части перекрестного допроса: к его последнему диалогу через имейл с Гленом Тейлором. Тут Сандерсон задал вопрос в лоб:
– Детектив-констебль Фрай, скажите, Глен Тейлор, он же Большущий Мишка, вам говорил, что он похитил Беллу Эллиот?
– Он сказал, что у него уже была настоящая маленькая девочка.
– Я задал вам другой вопрос. И не вы ли под видом Златовласки его побудили вам это сказать?
– Нет, сэр.
– Он спросил вас: «А тебе приятно было бы это узнать, Кудряшка?» – и вы ответили, что вас это «очень возбуждает». Сказали, что от этого вы «распалились».
– В любой момент он мог ответить «нет», – заметил Фрай. – Но он этого не сделал. Он сообщил, что однажды нашел настоящую малышку и что ее имя начинается с Б.
– Он когда-либо в вашем общении упоминал имя Беллы?
– Нет.
– Это был всего лишь обмен сексуальными фантазиями между двумя взрослыми людьми по их взаимному согласию, детектив-констебль Фрай. Это не было признанием.
– Он сказал, что нашел настоящую девочку и что ее имя начиналось с Б, – упрямо повторил Дэн, у которого явно начали пробиваться наружу эмоции. – Разве так много за последнее время пропало девочек, чье имя начинается с Б?
Барристер проигнорировал его вопрос, демонстративно проглядывая свои записи.
Боб Спаркс взглянул на Джин Тейлор, застывшую на самом краешке скамьи, невдалеке от сидевшего на возвышении супруга, этого «фантазирующего по взаимному согласию взрослого», и заметил, что та просто оцепенела. Она, должно быть, только сейчас впервые услышала всю версию целиком.
Интересно, кому сейчас было хуже: ему, у которого прямо на глазах разваливалось дело, – или ей, перед которой это дело как раз срасталось воедино?
Фрай уже начал сильно запинаться, и Спаркс мысленно пожелал ему собраться с духом.
Сандерсон между тем продолжил свою тактику нападения:
– Разве не вы, констебль Фрай, вынудили Глена Тейлора высказать подобные слова? Вы действовали как агент-провокатор, выдавая себя за женщину, желающую с ним секса. Вы полны были решимости обработать его так, чтобы он все же сделал эти мерзкие заявления. Вы готовы были на все – даже на секс с ним в Интернете. Так, получается, на самом деле работает наша полиция? А где же предупреждение о полицейском вмешательстве? Где право на адвоката?
Сандерсон, вволю расхаживавший перед судьями, едва не с сожалением посмотрел, как его жертва, униженная и вконец вымотанная допросом, покидает свидетельскую трибуну.
Защита немедленно потребовала сделать перерыв и, когда заседателей благополучно убрали из зала в комнату присяжных, привела доводы к тому, чтобы разбирательство было прекращено.
– Все это обвинение держится на косвенных уликах и провокации. Это просто невозможно продолжать, – заявил Сандерсон. – Свидетельство Златовласки должно быть расценено как недопустимое.
Слушая последовавший ответ обвинителя, судья нетерпеливо постукивала по столу карандашом.
– Действия полиции были во всех отношениях абсолютно корректны. На каждом шагу они следовали букве закона, искренне полагая, что их приемы вполне обоснованны. Что это единственный способ получить последний недостающий фрагмент доказательства, – проговорила обвинитель и села на место.
Судья положила карандаш и в молчании взглянула на свои записи.
– Я удаляюсь, – заявила она.
Зал поднялся на ноги, и судья отправилась в свои покои.
Спустя двадцать минут секретарь призвала: «Прошу всех встать!» – и судья, вернувшись в зал, вынесла свое решение. Она отстранила свидетельство Златовласки, осудив храброе побуждение Фрая и попеняв его начальству на якобы имевшее место подстрекательство и подставление в весьма сомнительном деле столь молодого младшего офицера.
– Это ненадежное доказательство, на которое нельзя полагаться, – заключила она.
Спаркс понимал, что для стороны обвинения признать себя побежденной, не предоставляя дальнейших доказательств, – всего лишь обычная формальность, и принялся складывать портфель.
Тейлор со скамьи подсудимых внимательно выслушал судью. Постепенно на него снизошло озарение, что вот-вот его должны освободить. Чуть ниже его, на скамье в зале, сидела оцепеневшая Джин Тейлор.
– Интересно, о чем она сейчас думает, – пробормотал Спаркс Мэттьюсу. – Ей же теперь возвращаться домой с этим порнозависимым типом, занимавшимся киберсексом с незнакомками, рядящимися под маленьких девочек. К тому же еще и детоубийцей.
Как-то внезапно все закончилось. Судья велела присяжным огласить формально их оправдательный вердикт, и Тейлора увели обратно в камеру готовиться к выходу на волю.
В зале суда началась куча-мала: журналисты кинулись наперегонки «ловить момент», устремляясь к главному своему призу – Джин Тейлор.
Окруженная со всех сторон репортерами, она неуверенно привстала со своего места, с побелевшим лицом, не в силах что-либо сказать, в то время как Том Пэйн посреди царившей в зале суматохи пытался увести ее со скамьи. Наконец толпа газетчиков чуть разделилась, и Джин, точно убегающий краб, стала бочком пробираться к проходу, натыкаясь коленями на скамью впереди и цепляясь ремешком сумки за края сидений.
