И все ж таки Белла постоянно присутствует рядом с нами. Мы не говорим о ней, не упоминаем ее имени. Мы просто живем дальше, а мой секрет начинает разрастаться во мне, пихая меня в сердце и желудок, выворачивая меня на лестнице на полпути к туалету, когда я вдруг проснусь и о нем вспомню.
К Белле его потянуло из-за меня. Он хотел найти для меня малыша. Интересно, что бы я делала, если бы он и в самом деле привез девочку ко мне? Любила бы ее, заботилась – вот что бы я делала. Просто бы очень ее любила! Только ради этого она и стала бы моей.
И ведь она уже почти была моей.
После всего произошедшего мы с Гленом по-прежнему делим супружескую постель. Моя матушка никак не может в это поверить.
– Как ты только можешь выносить его рядом, Джин? После всего, что он проделывал с теми женщинами, да еще и с тем мужчиной?
Обычно мы с мамой никогда не говорили о сексе. О том, откуда берутся дети, и об особых женских днях мне поведала моя лучшая школьная подруга. С матушкой было очень непросто беседовать о подобных вещах. Как будто это было что-то скверное и неприличное. Подозреваю, лишь тот факт, что об интимной жизни Глена растрезвонили во всех газетах, позволил ей заговорить об этом вслух. В конце концов, в нашей стране уже, наверно, все до единого об этом знали. Все равно что говорить о ком-то постороннем, с кем в действительности незнаком.
– Все это не делалось по-настоящему, мама. Это было понарошку, – отвечаю я, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Психолог мне объяснил, что все мужчины проделывают подобное у себя в голове.
– Отец твой этого не делает, – возразила она.
– Как бы то ни было, мама, мы решили оставить все это позади и глядеть только в будущее.
Она воззрилась на меня с таким видом, будто собирается сказать нечто чрезвычайно важное, но тут же передумала.
– Это твоя жизнь, Джин. Ты должна поступать так, как лучше для тебя.
– Наша жизнь, мама. Моя и Глена.
Глен сказал, что мне пора бы присматривать себе какую-нибудь небольшую тихую работу. И лучше в другом районе.
Меня, конечно, теперь очень пугала перспектива общения с незнакомыми людьми, но мы с Гленом сошлись на том, что все-таки надо чем-то себя занять, причем за пределами дома.
Глен поведал, что решил осуществить давнюю свою идею начать собственный бизнес. Только теперь это никак не будет связано с транспортом. Он задумал что-то делать в Интернете. Будет оказывать там какие-то услуги.
– Сейчас все этим занимаются, Джинни. Легкие деньги, да и навык у меня уже имеется.
Я бы много чего ему сказала по поводу этого навыка, но сочла за лучшее промолчать.
Наша попытка смотреть только в будущее длилась чуть больше месяца. По пятницам и субботам я стала работать в городе, в одном крупном салоне красоты. Достаточно крупном, чтобы оставаться незнакомой для множества посетителей и избегать разных нескромных вопросов. Салон оказался куда шикарней, нежели «Волосы сегодня», и все средства для волос были там очень дороги. Казалось, они стоили целое состояние, поскольку пахли миндалем. В свои рабочие дни я садилась в подземку, доезжала до Бонд-стрит, а дальше шла пешком. И все было отлично – куда лучше, чем я ожидала.
Глен же оставался дома перед монитором – «созидая собственную империю», как он это называл. Он покупал и продавал на eBay какие-то штуки для автомобилей. Теперь вся наша прихожая была забита доставленными по нашему адресу свертками. Но Глен, по крайней мере, был при деле. Я даже немного ему помогала – упаковывала эти штуки и ходила за него на почту. Жизнь как будто входила в привычную колею.
И все же ни один из нас не смог оставить это дело позади. Я не могу запретить себе думать о Белле. О почти что моей малышке. У меня невольно возникают мысли, будто бы это мы ее забрали. Будто она здесь, рядом с нами. Наша маленькая крошка! Порой я даже ловлю себя на том, что жалею, что в тот день он ее к нам не увез.
Впрочем, Глен думает вовсе не о Белле. Он не может просто так забыть подлость полицейских. И эти мысли его беспокоят. Я вижу, как он вынашивает какие-то замыслы, к чему-то себя готовит, и всякий раз, как по телевизору идет речь о полиции, Глен аж кипит от злости, ругаясь, что они порушили ему жизнь. Я попыталась уговорить его плюнуть на все это и думать о будущем, но он, похоже, меня не услышал.
Вероятно, он даже взялся за телефон, потому что однажды в четверг к нам с утра явился Том Пэйн, чтобы подробно объяснить, как предъявить иск Хэмпширскому отделению полиции. Он сказал, что за все, что перенес из-за них Глен, нам полагается компенсация.
– Да-да, с них приходится! – подхватил Глен. – Из-за их фокусов я несколько месяцев проторчал за решеткой.
Я отправилась на кухню заварить чай. А когда вернулась – они вдвоем что-то там высчитывали в желтом блокноте Тома. Глен у меня всегда был силен по части цифр. Он такой умный! Когда они сделали последние подсчеты, Том сказал:
– Я полагаю, вы должны получить что-то около четверти миллиона.
И Глен завопил в восторге так, будто выиграл в Британской лотерее. Я хотела было сказать, что нам не надо этих денег, что я не хочу этих грязных денег… Однако просто улыбнулась, подошла к мужу и взяла его за руку.
Процесс этот, конечно, долгий, но это дало Глену новое поле деятельности. Посылки с eBay к нам уже не прибывают – вместо этого муж сидит за кухонным столом, ковыряясь с бумагами. Он читает и перечитывает заявления, что-то перечеркивает, что-то выделяет разноцветными маркерами, прокалывает документы дыроколом и рассовывает по разным папочкам. Время от времени он зачитывает мне разные куски, желая узнать, что я об этом думаю.
– «Воздействие на мистера Тейлора как самого расследования, так и оставленного им пятна позора столь тяжело, что теперь мистер Тейлор, выходя из дома, подвергается частым приступам паники».
– Правда, что ли? – усмехаюсь я. Что-то я такого не замечала. Во всяком случае, ничего похожего на матушкины панические приступы.
– Ну, может, у меня внутри все переворачивается, – объясняет он. – Думаешь, им понадобится справка от врача?
Мы вообще не так уж часто покидаем свой дом. Бываем разве что в магазинах, да один разок сходили в кино. И хотя за покупками мы теперь стараемся ездить пораньше и в крупные супермаркеты, где никто никого не знает и где не приходится ни с кем говорить, Глена все равно почти всегда узнают. Пока шел суд, изображения моего мужа что ни день появлялись во всех газетах, – так что девушки на кассах вычисляют его сразу. Я предлагала ему, что стану одна ходить по магазинам, но Глен и слышать об этом не хочет. Дескать, не допустит, чтобы я одна это расхлебывала. Он держит меня за руку и ведет себя довольно вызывающе. Я же научилась решительно затыкать всякого, кто осмелится только сунуться к нему с вопросом или косо посмотреть.
Куда труднее, когда я встречаю тех людей, с которыми знакома. При виде меня некоторые торопливо переходят дорогу, будто меня не заметили. Другие, напротив, начинают обо всем расспрашивать. Поймала себя на мысли, что снова и снова повторяю им одно и то же:
