Я кладу трубку и принимаюсь складывать вещи. Мы вновь превратились в злодеев.
Когда мы возвращаемся домой, нас уже с нетерпением поджидают, и Глен тут же созванивается с Томом, чтобы обсудить, как сделать так, чтобы о нас прекратили говорить все эти жуткие вещи.
– Это грязная клевета, Джинни. Том говорит, нам надо подать на них в суд – или пригрозить, что подадим в суд, – иначе они так и будут нам досаждать, копаясь в нашей жизни и выставляя нас на первой полосе.
Я, конечно же, хочу, чтобы это прекратилось, поэтому соглашаюсь. Глен ведь знает, как лучше.
Спустя некоторое время адвокаты составляют исковое письмо. Им надо объяснить, почему в газетных статьях сплошное вранье, и все это занимает какое-то время. Мы с Гленом опять отправляемся в Холборн, садимся в тот самый поезд, на котором я ездила в суд.
– Прямо «День сурка» у нас с тобой, – шутит Глен, пытаясь поднять мне настроение, за это я его и люблю.
На сей раз барристер у нас не Чарльз Сандерсон – у нового адвоката явно ровный, выдержанный характер. Уверена, что у него-то парик точно еще не разваливается. Выглядит он довольно состоятельным – при виде его сразу представляется дорогая спортивная машина и загородный дом, – а кабинет его сплошь сияет стеклом и металлом. Клевета, очевидно, весьма прибыльное дело для защиты. Любопытно, мистер Сандерсон об этом знает?
Нынешний наш защитник – умный и добросовестный зануда. Он так же несведущ в деле, как и прокурор, и задает все те же вопросы с самого начала. Я украдкой пожимаю Глену руку, чтобы показать, что я на его стороне, и он стискивает мне пальцы в ответ.
Въедливый мистер Умник между тем старательно пережевывает каждую подробность.
– Я должен тщательно проанализировать наше с вами дело, мистер Тейлор, поскольку по сути своей это повторное судебное расследование дела Беллы Эллиот. Из-за некорректных действий полиции дело было отклонено, однако The Herald настаивает на том, что именно вы похитили ребенка. Мы утверждаем, что все это ложь и диффамация. Между прочим, The Herald сбросит на вас все – начиная с фактов по уже рассматривавшемуся делу и заканчивая свидетельствами, собранными ими самостоятельно, которые не могли быть допущены в уголовном суде. Это вы понимаете?
Вид у нас, надо думать, сильно озадаченный, поскольку Том сразу принимается объяснять нам все это на более понятном языке, а Умник устремляет взгляд в окно, терпеливо обозревая пространство.
– Они нарыли кучу всякой грязи, Глен. И если вы подадите на них иск за клевету, они все это тут же вывалят на вас. Нам надо доказать, что вы, Глен, невиновны, и настроить присяжных против The Herald.
– Я невиновен, – заметно психует Глен.
– Мы знаем. Но нам предстоит эту невиновность доказать, и мы должны быть уверены, что тут не возникнет никаких неприятных сюрпризов. Так что без обид, Глен. И еще: вы должны идти на это с широко открытыми глазами, потому что подобный процесс – весьма дорогостоящее мероприятие. Это может вылиться в тысячи фунтов стерлингов.
Глен глядит на меня, я же пытаюсь напустить на себя бравый вид, хотя в душе уже готова бежать за дверь. Я предлагаю использовать для этого полученные нами «грязные деньги».
– Никаких не будет неожиданностей, мистер Тейлор? – снова спрашивает Умник.
– Никаких, – отвечает Глен.
Я молча гляжу себе в коленки.
Письмо с иском отправляется уже на следующий день, и вскоре The Herald вопит об этом со всех своих полос, по радио и телевидению.
Один из заголовков: «Тейлор хочет заставить The Herald заткнуться!» Терпеть не могу слово «заткнуться».
Глава 33
Пятница, 26 сентября 2008 года
Мать
При виде фотографий Тейлора во Франции Доун просто рассвирепела. «В бешенстве», – так указала она свой статус в Фейсбуке в связи с главным фото в прессе, на котором Глен Тейлор с обнаженным торсом и в плавках полеживает себе в шезлонге, читая триллер «Книга мертвых»
[30].
От столь дикой бестактности ей захотелось немедленно пойти и вытрясти из него правду. Эта мысль все утро не давала ей покоя. Раз за разом она мысленно проигрывала сцену, где вынуждает Тейлора пасть перед ней на колени и в слезах просить прощения. Она была настолько уверена, что это сработает, что позвонила Марку Перри в The Herald и потребовала устроить очную ставку между ней и похитителем.
– Я могла бы пойти к нему домой и посмотреть ему в глаза. Тогда он наверняка во всем признается, – говорила она, будучи на сильном подъеме от страха и волнения при перспективе встречи с человеком, укравшим ее ребенка.
Перри заколебался. И вовсе не от каких-то угрызений совести в связи с голословными обвинениями в адрес Тейлора – нет, слушая Доун, он в уме уже сочинял новые громкие заголовки, – просто ему хотелось, чтобы эта полная драматизма встреча была экслюзивным материалом, а крыльцо Тейлоров было теперь слишком публичным местом.
– Совсем не факт, что он вообще вам откроет, Доун, – заметил Перри. – И мы останемся как дураки стоять там, перед дверью. Устроить это надо там, где он не сможет скрыться. К примеру, на улице, где он нас не ожидает. Надо выяснить, когда у него очередная встреча с адвокатами, и там его подловить. Только это между нами, Доун.
Она поняла и никому больше об этом не сказала. Она знала, что мать непременно попытается ее отговорить. Мол, «он же подонок, Доун, и не станет ни в чем признаваться тебе на улице. Это только лишний раз тебя расстроит и унизит. Пусть им лучше занимаются в суде». Но Доун не хотелось внимать здравому смыслу. Она вообще не хотела слушать никаких советов. Она жаждала действий. Хоть каких-нибудь, ради Беллы.
Долго ждать не пришлось.
– Доун, вы не поверите, но встреча у него назначена на следующий четверг с самого утра – как раз в годовщину исчезновения Беллы, – сообщил ей по телефону Перри. – Это просто идеально.
Несколько секунд она вообще не способна была что-либо сказать. Ничего идеального в этой годовщине не было. Едва эта дата замаячила на горизонте, страшные сны стали вновь набирать силу. Она как будто переигрывала те дни, что предшествовали роковому второму октября: и походы по магазинам, и прогулки до садика и обратно, и просмотр с Беллой мультиков на DVD. Два года, проведенные без ее чудесной малышки, казались Доун целой жизнью.
Перри все еще что-то говорил в трубку, и Доун попыталась настроить себя на прежний лад, вновь вызывая в себе ярость.
– Тейлор предпочитает выходить на улицу, когда вокруг никого нет. Так что он будет только наш.
– Зайдите лучше к нам, Доун. Разработаем наш МО
[31].
