Дети приближались без всякой угрозы, как будто собрались поглазеть на известного писателя. Многие держали в руках книги – не иначе, выстроятся в очередь за автографом.
Вокруг глобуса уже собрались в кольцо человек десять. Вернее, десять Иных, конечно же. Дмитрий осознал, что вполне может видеть их ауры. Чистые и радужные.
– Взрослые есть? – тоном наставника Дреера осведомился Дмитрий.
– Есть. Все взрослые. – Из скопления фигур вышел тот самый мальчик, за которым, собственно, Дмитрий и гнался. – Мне, например, сто двадцать.
– Самый маленький здесь вы, Дмитрий Леонидович, – сообщил пухлый книголюб, очевидно, старший в этой шайке.
– Я здесь именем Великого Договора… – высказал Дреер самое глупое из всего, что мог придумать.
– Мы тоже хранители Договора, – сказала ближе всего стоявшая девочка.
На вид – лет тринадцать. Между ребенком и подростком. Симпатичная, с двумя косичками, даже чем-то похожая на Анну в детстве. Но покрой платьица не оставлял сомнений: возможно, девчушка старше того, которому сто двадцать.
– Какого Договора? – сверху вниз поглядел на нее Дреер.
– Он один, – спокойно ответила девочка. Мол, что непонятного?
– Хранители не воруют книги. – Дмитрий не мог остановить вдруг хлынувший из него поток морализаторства. Он сам не вполне осознавал, что несет. Может быть, не вовремя включился педагогический рефлекс: вот наставник Дреер, а вот класс. Может, все это как раз из-за книжек – ведь каждый держал в руках хотя бы один томик… если не сидел на нем, неподвижно зависнув над полом. А может, Дмитрия слишком сильно задело, что он тут самый юный.
– Мы не воруем, – вмешался старший мальчик. – Мы изымаем на хранение.
– Это может делать только Инквизиция. Или Дозоры.
– А мы и есть Дозор.
– Вот как? И какой? Ночной или Дневной?
– Книжный.
– Ни один Дозор, хоть сумеречный, хоть книжный, хоть киношный или телевизионный, никогда… – Дмитрий сделал паузу. – Никогда!.. Не врывается в библиотеку или схрон Инквизиции. Это уже даже не воровство. Грабеж средь бела дня – вот как это называется. Точка.
О том, что и он сам когда-то вместе с наставником обокрал хранилище, словесник в пылу нравоучений благополучно забыл.
– Ничего мы не грабили, – обиженным тоном сказал паренек-налетчик. – Вашу книжку мы купили в Париже. А заманили нас в библиотеку вы сами. Вы же хотели нас поймать, так?
Очень информированные дети, отметил Дреер.
А на словах согласился:
– Так. – И тут же продолжал отыгрывать строгого наставника: – Что еще было думать: вы являетесь в библиотеки, берете книги без спросу, не возвращаете…
Он никак не мог сменить пластинку, отлично уже понимая, что говорит не с детьми… или не совсем с детьми… Наверное, так всегда поступает глупый педагог, видя, как ученики его перерастают.
– Мы никогда не брали книги в Инквизиции, – сказал пухлый книголюб. – И почти никогда не брали у Ночного и Дневного Дозора.
– Мы берем только то, что может быть опасным. За чем никто не следит, – подхватила девочка, на которую Дмитрий обратил внимание.
– Да, – сказал налетчик, – если что-то хранится надежно, мы не трогаем.
– Мы вообще не вмешиваемся в дела Иных, – оставил последнее слово за собой пухлый книголюб.
– Зачем же вы в нашу-то библиотеку полезли? – поинтересовался Дреер. – Знали, что засада, и все равно!
– За вами, Дмитрий Леонидович, – сообщил налетчик. – Вы бы к нам по-другому не попали.
– А что я у вас забыл?
– Это уже к вам вопрос, – совершенно по-взрослому ответил местный вожак. И тут же передразнил: – Зачем же вы в нашу-то библиотеку полезли? Знали, что засада, а все равно…
– Срезали, – признал Дмитрий. Он был уверен, что это русское выражение книголюбы отлично поняли. – Я просто почувствовал, что могу.
– Мы почти все так же, – кивнул пухлый.
– Почему бы вам просто ко мне не явиться?
– В России мы бы вас не нашли. Мы знаем про вашу школу. Но там нет ни настоящей магической библиотеки, ни даже «Справочника Шиллера».
Действительно, подумал Дмитрий. Кому там особо нужен этот каталог? Директор Сорокин, самый опытный Иной, занимался сугубо организаторскими делами. А Яров больше времени проводил в Праге.
– Нам пришлось сделать так, чтобы вас опять вызвали.
– Но все же… На кой вам я?
– Вы прошли по «зеркалам Чапека», – сказала девочка рядом. – Обычно никто в ваши годы… уж извините… так не может.
– А как же сам пан Чапек?
– А вы думаете, кто помог вас пригласить? – хитро ухмыльнулся мальчуган, едва не отправивший Стригаля на тот свет.
Ай да старый лис, подумал Дреер. А Стригаль еще искал «библиотечную крысу» в Бюро. Однако на ум почему-то пришла не крыса, а именно лис, причем из «Маленького принца».
– Вот почему вас так долго не могли поймать. – Дмитрий посмотрел на глобус. – К вам иначе не пройти. Возрастной барьер.
– Да, в Инквизиции нет детей, – кивнул пухлый.
– Рано или поздно кто-нибудь обратит на это внимание, – подумал вслух Дреер. – Например, Константин Сергеевич. Если выживет.
– Выживет, – утвердительно сказала девочка. – Но не задумается. Он слишком взрослый. И для него разницы нет, дети или не дети.
А ведь она права, решил Дреер. Стригаль именно потому и производит впечатление настоящего средневекового Инквизитора. Для него ребенок – это взрослый, просто недоразвитый. И делать с ним можно все то же, что и со взрослым. Во имя Договора и в «священном ужасе».
– То-то вы все такие смелые… – проговорил Дмитрий.
А потом сделал то, о чем не догадался с самого начала, – внимательно пригляделся к аурам.
Дети не мешали ему. Впрочем, он уже отчетливо видел, что никакие это не дети.
– Консервация, – заключил Дмитрий. – Вот в чем дело. Просто вы консервируете себя не в сорок и не в пятьдесят, а сразу. Только для чего?
– Взросление духа не остановить, если не прекратить взросление тела, – подтвердил старший.
– А такие, как вы или пан Янош, попадаются раз в сто лет, – закончила девочка.
– Чем же вы тут занимаетесь?
– Прячем опасные книги. От Иных и от людей.
– Почему бы их просто не сжечь? – поинтересовался Дреер. – Старый, проверенный метод.
– Во-первых, рукописи не горят… – наставительно ответила девочка.
В начитанности этой публики не приходилось сомневаться. А настоящие колдовские книги, насколько мог убедиться словесник, все же писались от руки.
