Гарди надкусила рогалик, измазав его губной помадой. Зачем она губы красит еще до завтрака?
– Знаешь, Эдди, что я думаю?
– Что?
– Мама слишком много пьет. Если будет продолжать в том же духе, то…
Я ждал продолжения, не совсем понимая, что мы с этим можем поделать.
– Недавно я нашла у нее в комоде виски и забрала, а она даже не хватилась. Забыла, наверное.
– Ну так вылей его, – сказал я.
– Мама еще купит. Бутылка стоит доллар и сорок пять центов.
– Ну купит, и что?
– Я хочу выпить эту бутылку.
– Ты что, сдурела? Тебе четырнадцать лет!
– В следующем месяце будет пятнадцать, Эдди. И я уже пробовала спиртное. Не напивалась, конечно, но… что, не дошло еще?
– Дошло, что ты чокнутая.
– Папа тоже сильно пил.
– Не вмешивай сюда папу. С какого перепугу тебе-то вздумалось пить? Хочешь продолжить семейную традицию?
– Не тупи, Эдди. Что, по-твоему, могло бы остановить папу?
Меня это начинало злить. Чего она прицепилась к папе? Папа лежит в земле на глубине шести футов.
– Он перестал бы, если бы ты начал! Ты у нас такой хороший. Если бы ты заявился домой пьяный или связался с плохой компанией, он, глядишь, и бросил бы пить. Он любил тебя, Эдди. Если бы он увидел, что ты идешь по его стопам…
– Оставь папу в покое. Он умер. Опоздала ты со своей гениальной идеей.
– Но мама-то жива. Тебе, может, и наплевать на нее, а мне нет. Она мне родная мать.
До меня, как до жирафа, только теперь дошло. Я смотрел на Гарди во все глаза. Это может сработать, хотя шанс не такой уж большой. Если Гарди пойдет по той же дорожке, мама, возможно, спохватится. Мужа она потеряла, но Гарди осталась, и маме, конечно, не захочется, чтобы дочь спивалась в пятнадцать лет.
Нет, какого черта! Ничего из этого не получится, но Гарди надо отдать справедливость: пара извилин в голове у нее все же есть.
– Не пойдет, – заявил я.
– Еще как пойдет.
– Нет. – Хотя ее ведь не остановишь, она все равно выполнит, что задумала. Разве что следить за ней неусыпно.
– Сейчас как раз подходящий момент, Эдди, – продолжила Гарди. – Проснется мама и увидит, что я под мухой. По-твоему, это ее обрадует?
– Всыплет она тебе по первое число, вот что.
– С какой стати, если она сама мне пример подает? И потом, мама еще ни разу меня не била.
А зря, мысленно прокомментировал я.
– Делай что хочешь, я в этом не участник. – Я старался разозлить ее, может, передумает. – Да и врешь ты все. Просто хочешь напиться пьяной и посмотреть, как это бывает.
– Все, я пошла за бутылкой. Ты, конечно, можешь отнять ее у меня и вылить, но тогда я напьюсь на Кларк-стрит. Выгляжу я старше, чем есть, а мужчины всегда готовы девушку угостить – не обязательно кока-колой, – отрезала Гарди и вышла, цокая каблуками.
Мотай-ка отсюда, Эдди, сказал я себе. Если будешь соваться, она действительно пойдет на Кларк-стрит, а после, не исключено, окажется в одном из борделей Сисеро
[4]. Ей там понравится.
Я встал, но уйти не решился. Выпить я Гарди не помешаю, но придется за ней присмотреть: на определенной стадии ей захочется-таки выйти на улицу, чего допускать нельзя.
Она вернулась с бутылкой, уже открытой, и налила себе.
– Ты как, Эдди? Будешь?
– Я думал, ты пьешь для дела.
– Ну, за компанию?
– Нет уж.
Гарди засмеялась и выпила. Даже не поперхнулась – запила водичкой, и все. Налила вторую и села.
– Точно не хочешь?
– Иди ты.
Хлопнув вторую порцию, она пошла в гостиную, включила радио, отыскала какую-то музыку – неплохую для утренней программы.
– Давай потанцуем, Эдди? Когда танцуешь, быстрее действует.
– Не хочу.
– Паинька.
– А ты тронутая.
Я видел, что критический момент приближается.
Потанцевав немного одна, Гарди опять плюхнулась на стул и налила себе третий стакан.
– Не так быстро, – посоветовал я. – Загнешься еще с непривычки.
– Я ведь пробовала уже. Немного, но все-таки. – Она налила виски в другой стакан. – Ну же, Эдди, выпей со мной. Пожалуйста. Пить в одиночку нехорошо.
– Ладно… но только один раз, учти.
– За счастливую жизнь! – воскликнула Гарди.
Пришлось мне с ней чокнуться. Я только пригубил, а Гарди выпила все до дна, снова ушла в гостиную и позвала:
– Иди сюда, Эдди! И бутылку со стаканами захвати.
Я послушался. Она села на подлокотник моего кресла и попросила:
– Налей мне еще, Эдди. Это так весело!
Я налил и сделал еще глоток. Гарди опрокинула в себя четвертую порцию – эта, я видел, прошла уже не так хорошо.
– Потанцуй со мной, Эдди. Пожалуйста.
Музыка была хорошая.
– Отстань, Гарди!
Она опять закружилась в танце.
– Может, я когда-нибудь на сцене выступать буду!
– Да, у тебя здорово получается.
– Спорим, я и стриптиз могу делать. Как Джипси Роза. Смотри. – Гарди завела руки назад и стала расстегивать платье.
– Не дури, Гарди. Я твой брат, забыла?
– Никакой ты не брат. И потом, это просто танец.
Застежки не поддавались, и она приблизилась ко мне. Я схватил ее за руку:
– Слушай, Гарди, прекрати!
Но она уже почему-то оказалась у меня на коленях, тяжелая и горячая.
– Поцелуй меня, Эдди.
Я моргнуть не успел, как Гарди прижалась своими красными губами к моим. Как-то умудрившись освободиться и встать, я сказал:
– Перестань сейчас же. Ты еще ребенок. Нельзя так.
– Можно, Эдди, можно, – смеялась она. – Давай еще выпьем.
Я налил нам обоим и предложил тост:
– За маму!
– Как скажешь, Эдди.
Я поперхнулся сам, что очень позабавило Гарди.
– Налей мне еще, Эдди. Я сейчас. – Она вышла, слегка пошатываясь. Я повозился с радио, но музыки нигде больше не было, только пьесы.
– Эдди! – позвала Гарди.
Я оглянулся. Она подошла бесшумно, потому что была босая – и вообще совершенно голая.
– Говоришь, я еще ребенок?
