В холле за дверью висели часы – в зеркальном отражении я не сразу понял, что они показывают четверть десятого. Я решил, что в половине десятого непременно что-нибудь сделаю, не важно, что. Для начала выйду в холл и позвоню наверх. Допустим… А что я скажу? Зря я не разбудил дядю Эма или не подождал, когда он проснется. Сам я могу свалять дурака, как тогда с Рейнхартом.
В дальнем углу бара сидел человек, похожий на успешного бизнесмена, а может, на гангстера? И вон тот итальянец в кабинке – поди разбери, коммивояжер он или бандит. А вдруг, это и есть Бенни Россо? Спросить – значит, выдать себя, да и отвечать он мне не обязан.
Вкус у ржаного виски был противный. Я прикончил его одним глотком, чтобы не морочиться больше, и поскорее запил водой, опасаясь испачкать этот шикарный бар. Хоть бы никто не заметил моего водохлебства.
Часы в зеркале показывали три тридцать одну – по-настоящему, значит, девять двадцать девять.
Бармен снова подошел ко мне, и я покачал головой. Интересно, видел ли он, как я давился выпивкой? Я честно просидел еще минуту и направился к холлу. Мне казалось, будто рубашка у меня выбилась из брюк, и посетители это видят. Ляпну сейчас в телефон что-нибудь несуразное и только испорчу все.
Спас меня музыкальный автомат, стоявший на постаменте между стойкой и дверью, красивый и блестящий. Я остановился посмотреть репертуар, выудил из кармана никель. Машина выбрала из стопки пластинку Бенни Гудмена, опустила на нее иглу звукоснимателя. Я прослушал вступление с закрытыми глазами, чтобы музыка пропитала меня насквозь, и вышел в холл на волне кларнета, пьяный, как лорд, но не от виски.
Я больше не чувствовал себя сопляком. Теперь мне было по силам все, возможное и невозможное.
Я набрал в телефонной будке номер.
– Алло! – раздался девичий голос, тот самый, что так понравился мне прошлой ночью.
– Здравствуйте, Клэр, это Эд.
– Какой Эд?
– Вы меня не знаете, но я звоню из вашего холла. Вы одна сейчас?
– Д-да… и все-таки, кто вы?
– Фамилия Хантер что-нибудь вам говорит?
– Хантер? Нет.
– А Рейнолдс?
– Да кто вы такой?
– Охотно объясню. Мне подняться наверх или посидим с вами в баре?
– Вы друг Гарри?
– Нет.
– Я вас не знаю и не вижу причины встречаться с вами.
– А иначе вы так и не узнаете, кто я.
– Но Гарри-то вы знаете?
– Я не друг ему. Я его враг.
– Вот как?
– Сейчас поднимусь к вам. Откройте дверь на цепочке и убедитесь, что я не такой уж страшный.
Я повесил трубку, не дожидаясь, когда она ответит «нет». Может, девушке станет любопытно и она меня впустит. Главное, не дать ей времени передумать и кому-нибудь позвонить. Не дожидаясь лифта, я побежал наверх через три ступеньки.
Она никуда не звонила, поскольку ждала у двери, взяв ее, как и сказано, на цепочку. Так она могла лучше меня рассмотреть, пока я шел к ней по коридору.
Молодая и просто сногсшибательная – я это видел даже через четырехдюймовую щель. При виде таких девушек обычно свистят, но я умудрился даже ни разу не споткнуться.
Когда я приблизился, она сняла цепочку и открыла мне дверь. Никто меня с мешком песка не поджидал. Гостиная, хоть и красивая, смахивала на киношную декорацию. В камине медная подставка для дров, рядом блестящие кочерга и совок, а огонь не горит. Перед ним удобный диван, всюду лампы, шторы, разные драпировки – красиво, в общем.
Я сел на диван и протянул руки к холодному камину.
– Ну и ночка. На бульваре снег глубиной семь футов. Собаки выдохлись еще до Онтарио, всю последнюю милю ползком проделал.
Подбоченясь, девушка стояла рядом с диваном. Красивые руки, как раз для платья без рукавов.
– Вы, я смотрю, не торопитесь.
– Нет, поезд у меня только через неделю.
Она усмехнулась:
– Тогда, полагаю, можно и выпить.
В шкафчике слева от камина обнаружились бокалы, многочисленные бутылки, мерные стаканчики, ложки-мешалки, шейкер и даже, бог мне свидетель, морозильник с ледяными кубиками в трех резиновых емкостях.
– А радио там нет, случаем? – спросил я.
– Радиола на той стороне камина.
– Но пластинок у вас нет, поспорить могу.
– Вы пить будете или как?
С коктейлями я решил не связываться: попросит еще, чтобы сам смешал, а я не умею.
– Бургундское? Если прольем на ковер, никто не заметит – он такого же цвета.
– Да хоть мятный ликер. Ничего моего здесь нет.
– Но вам ведь еще жить со всем этим.
– Только неделю.
– Тогда к черту бургундское, будем пить мятный ликер.
Девушка наполнила пару крошечных рюмочек и одну подала мне.
Углядев на каминной доске тиковую сигаретницу, я угостил Клэр ее собственной сигаретой, закурил сам и отведал ликер. На вид как зеленые чернила, вкусом как мятный леденец.
Клэр не садилась, стояла у камина и спокойно разглядывала меня. Жгучая брюнетка почти с меня ростом, гибкая и стройная.
– Какая вы красивая, – произнес я.
– Вы звонили, чтобы сообщить мне об этом? – осведомилась она, дернув уголком рта.
– Нет, тогда я еще не знал.
– Хорошо. Как заставить вас говорить?
– Ликер, думаю, поможет. Музыка тоже способствует. Может, все-таки есть пластинки?
Она глубоко затянулась, выпустив дым из ноздрей.
– А фонарь под глазом у вас откуда? Сенбернар укусил?
– Скажу без утайки: это был человек.
– За что он вас так?
– Я ему не понравился.
– Но вы ему дали сдачи?
– Да.
Клэр рассмеялась, открыто и весело.
– Я пока не определила, нормальный вы или нет. Что вам, собственно, нужно?
– Адрес Гарри Рейнолдса.
– Не знаю и не хочу знать.
– А как у вас насчет грампластинок?
– Зачем вы ищете Гарри?
Я глубоко вздохнул и объяснил:
– На прошлой неделе у меня убили отца. Он был наборщик, я тоже учусь на печатника. Это я только выгляжу таким взрослым. Дядя у меня карнавальщик, и мы с ним разыскиваем Гарри Рейнолдса, чтобы сдать его в полицию за убийство. Сейчас дядя спит, не то бы мы пришли вместе. Он у меня классный, вам бы понравился.
– В односложной системе у вас лучше получается. Про фонарь вы сказали правду.
