– Ты, Эд? – окликнула мама из своей спальни. Я отозвался, и она вышла в халате, видимо, еще не спала. – Ну, наконец-то явился. У меня к тебе разговор.
– Да, мам?
– Я была в страховой компании, отнесла им квитанцию, но ответ из Сент-Луиса придет только через несколько дней, а у меня буквально ни цента. Может, у тебя что-то есть?
– Двадцать с чем-то баксов на сберегательной книжке.
– Не одолжишь мне? Я верну сразу, как чек поступит.
– Конечно. Завтра сниму двадцатку, а если не хватит, возьми у Банни, он не откажет.
– Банни был у нас вечером, но я не стала просить его. Его сестра в Спрингфилде ложится на сложную операцию, он хочет отпроситься с работы и поехать туда.
– Ясно.
– Двадцатки должно хватить, Эд, чека ведь ждать недолго.
– Порядок, мам, прямо с утра схожу в банк. Спокойной ночи.
К себе в комнату я вернулся будто после долгой отлучки, но не почувствовал, что я дома. Завел свой будильник, не включая звонок. Пробило час. Ночь со среды на четверг, ровно неделя, как папу убили.
С тех пор случилось столько всего, что мне казалось, словно миновал целый год. Надо бы на работу выйти, больше тянуть нельзя. В понедельник точно придется. Типография, наверное, покажется мне еще более чужой, чем эта комната.
Стараясь не думать о Клэр, я наконец заснул и проснулся около одиннадцати часов утра. Оделся, вышел в кухню. Гарди уже исчезла, мама готовила кофе. Тоже, похоже, только что поднялась.
– В доме шаром покати. Как в банк пойдешь, купи яйца и бекон, ладно?
Я сходил в банк и купил на обратном пути то, что она просила. Когда мы завтракали, зазвонил телефон.
– Встал уже? – спросил дядя.
– Ага, завтракаю.
– Я поймал Бассета, вернее, он меня. Звонил пару минут назад, урчал, что твой кот, слопавший канарейку.
– Жди, скоро буду. – Я допил кофе и сказал, что ухожу к дяде Эму.
– Слушай, Эд, я забыла: Банни и с тобой хотел повидаться. Записку тебе оставил, что-то насчет своей поездки.
– А где она?
– На буфете в гостиной.
Записку я прочитал, спускаясь по лестнице.
«Мадж, думаю, сообщила тебе, что я собираюсь в Спрингфилд. Ты говорил, что Андерс, продавший страховку Уолли, переехал туда. Может, мне найти его и поспрашивать? Если так, дай знать до воскресенья и скажи, о чем его надо спросить».
Я сунул листок в карман, решив посоветоваться с дядей. Правда, он говорил, что страховой агент вряд ли знает что-либо полезное, но раз Банни все равно туда едет, почему бы и нет.
Бассет пришел в отель раньше меня и сидел на кровати вымотанный, как никогда раньше. Костюм помятый, будто он в нем и спал, в кармане плоская бутылка, завернутая в коричневую бумагу.
– Привет, парень, закрывай дверь! – весело воскликнул дядя. – Фрэнка прямо распирает от новостей, но я уговорил его подождать.
В комнате было душно. Я кинул шляпу на кровать, расстегнул воротничок и присел на письменный стол.
– Ваших громил, Гарри Рейнолдса и Бенни Россо, мы взяли, – сообщил Бассет. – Голландца кто-то уже пришил. Только вот…
– Только Уолли Хантера они не убивали! – перебил дядя. – Не удивляйся так, друг мой Бассет, это ясно. Что еще хорошего ты собирался нам рассказать, судя по твоей роже? А мы-то старались, каштаны для тебя из огня таскали.
– Как же, таскали! Гарри Рейнолдса вы и в глаза не видели?
– Нет.
– Хотя я дал тебе фору, думая, что ты нас к нему приведешь. Разочаровал ты меня, Эм, даже до первой базы не добежал. Рейнолдса мы отыскали сами. Когда ты заговорил о нем, я, признаться, уже знал, что он ни при чем. Его и двух остальных разыскивали за ограбление банка в Уопаке. Их опознали там, награду за них назначили, а взяли они банк в тот же вечер, как убили твоего брата.
– Ну молодец, Фрэнк. И сто баксов моих прикарманил, и награду получил. Или нет?
– Ни черта я не получил, если тебе от этого легче. Голландец сдох, за него награда не полагается, Бенни замели в другом штате, а Рейнолдса кто, по-твоему, сцапал? Патрульные!
– И много ты потерял?
– Полтыщонки на каждом. Деньги из банка, сорок штук, еще не нашли, за них тоже награда объявлена. Десять процентов, то есть четыре тысячи, – облизнулся Бассет. – Рано или поздно они всплывут в каком-нибудь частном сейфе, но попробуй его сыщи.
– А как насчет ста моих? Я, знаешь, поиздержался. – Дядя заглянул в свой бумажник. – Последняя сотенка осталась из четырех, с которыми я приехал.
– Твои я уже отработал. Честно говорил тебе, что́ собираюсь сделать, и делал.
– Спорю, ты мне их вернешь?
– Споришь, значит?
– Ага, на двадцатку. – Дядя достал из бумажника двадцать баксов и дал мне. – Парень будет у нас за арбитра. Держу пари, что ты сегодня же, вполне добровольно, отдашь мне мои сто долларов.
Бассет поглядел на нас обоих из-под тяжелых век.
– Не хотелось бы спорить, заранее зная, что выиграешь, ну да ладно. – Он тоже дал мне двадцатку.
– Не хлебнуть ли нам теперь из твоей бутылочки?
Бассет откупорил ее и протянул Эму. Тот выпил, я тоже глотнул за компанию, Бассет приложился основательно и поставил бутылку на пол.
– Так как их взяли-то?
– Какая разница. Я же говорю, что…
– Все равно интересно. Расскажи.
– Голландца нашли мертвым сегодня утром на Дивижн, прямо под окошком, за которым почивал Рейнолдс.
Я подался вперед, но дядя удержал меня за руку.
– И кто, по-твоему, его грохнул?
– Точно не Рейнолдс. Может, Бенни. Рейнолдс трупака у себя под окном не оставил бы. Они там все норовили друг друга кинуть, но в итоге всех надула девка Рейнолдса, которая жила в «Милан-тауэрс».
– Кто такая? – спросил дядя.
– В Чикаго называлась Клэр Редмонд, но настоящее ее имя, кажется, Элси Коулман. Из Индианаполиса приехала – красотка была, судя по описанию.
Крепко стиснув мне руку, дядя Эм небрежно уточнил:
– Была?
– Бенни убил ее в поезде прошлой ночью, на этом его и взяли. Нам позвонили из Джорджии, когда Бенни застукали с зарезанной девушкой, он отпираться не стал.
– И что поведал?
– Он еще в Чикаго следил за ней. Они с Голландцем считали, что бабло у нее и она и Рейнолдс собираются кинуть подельников. В итоге Бенни скорее всего замочил Голландца именно там, где скрывался Рейнолдс. В этом он, правда, пока не сознался.
– По-моему, тебя самого кинули, Фрэнк. С чего ему было убивать эту Клэр Редмонд, она же Элси Коулман?
