– Представил я, как они нас атакуют, и тут понял, что они всех поголовно как уток перебьют. Мы им ничего не успеем сделать. Полетел. Бомбу бросил. И улетел. А наши зенитчики им только вслед очереди пошлют. Одна бомба – бац, и полкорабля уже нет, вторая – и корабля уже нет! А ведь немцы английскую баржу с одной бомбы потопили. Вот и решил я срочно нашего «Ударника» зубками и оснастить. А то нападут, а до них и не достанешь.
– Да. Вот так дела… – задумчиво почесал голову боцман Тимофеич.
– Ага, вот как раз и тебе работа есть. Актан Тимофеич, скажи, будь ты королем румынским, ты бы, отдавая нам Измаил, шпионов своих тут бы оставил?
– Конечно. Да тут еще тьма тьмущая врагов народа. Тут теперь кулаков и капиталистов куча. Вон сколько магазинов и кузниц, раньше их было, а теперь все народное. Вот их жадность-то наверняка и давит.
– Правильно. Поэтому все, что наши артиллеристы и механики делают и сделают, надо закрывать. Брезентовыми шторами.
– Вы что, товарищ командир, разве не знаете, что брезент – страшный дефицит, где же я его столько найду. Это же целый корабль накрыть надо.
– Все да не все, а частично. Однако ты прав, столько брезента на период установки и сборки вооружения не надо. Вот когда установим, то обязательно. Так чем же все же проводимые работы пока маскировать? Со стороны берега действительно – все видно. Нам надо много дешевой ткани.
– А мешковина для щитов не подойдет? – продемонстрировал находчивость механик. Ведь это идея. Мешковина из джутовой ткани на складах, наверное, километрами лежит. Быстро рвется, правда. Используют ее как ткань для натягивания на рамы щитов, имитирующих артиллерийские цели.
– Правильно, товарищ механик. Боцман, все, что есть на складах из мешковины и брезента, забирай. И еще новые рукава для пожарных шлангов собираем, где можем.
– К нам гость… – сказал механик.
Послышался звук счетверенного звонка. Ого, к нам особист пожаловал.
Нет в плавсоставе человека, который бы не общался с особистом. Нравится тебе или не нравится, эти одинокие морские рыцари негласно – всегда рядом. Их жизнь – жизнь в одиночестве вакуума вокруг них. Они приходят, решают свои вопросы и уходят. Куда, скажете, а куда хотят – доступ имеют кругом, куда имеют допуск. Есть такие места на корабле, куда особисты если заходят, то только в сопровождении заведующего и с ведома командира корабля. Общаются, с кем им надо, делают, что хотят, и уходят. Иногда они даже могут помочь. Потому как внимание особиста может очень дорого стоить.
Главная их работа – работа с людьми, обеспечение сохранения боеготовности, сохранения секретов, оружия и, конечно же, благонадежность каждого. Здесь им нет равных, да и не должно быть. Каждый должен делать то, что он должен.
Набирают их для плавсостава в основном из выпускников военно-морских училищ и молодых офицеров, некоторое время прослуживших на кораблях. Соответственно это люди, знающие нюансы и условия корабельной жизни. Просто они избрали другой путь служения родине.
С такими ребятами можно участвовать почти во всех мероприятиях жизни, но никогда нельзя забывать, что они даже в самом, казалось бы,…любом времени…оценивают тебя на верность стране. Есть и ответ. Если у тебя нет гнили в голове, то нет нужды и бояться. От судьбы все равно не уйдешь.
В 1940 году такие известные личности нашей истории, как Ежов, Берия, Меркулов и Судоплатов, никакого отношения не имели к особым отделам флота.
Еще с гражданской войны «…в Наркомате по военным и морским делам существовала своя контрразведка, именовавшаяся военным контролем…» Так называемые третьи управления наркомата по военным и морским делам, которые не входили в общую систему государственной безопасности и подчинялись лично наркому товарищу Кузнецову, который в свою очередь отчитывался только перед товарищем Сталиным наравне с Берией и Шапошниковым. Также независимой была и флотская разведка.
Разведка и военный контроль подчинялись непосредственно командующему РККФ Кузнецову и уже вторично НКВД Берии. По идее, товарищ Берия мог запросить необходимые ему данные в части касающиеся, и даже получил бы то, что разрешили бы ему дать. Он даже мог доложить товарищу Сталину данные, которые запросил. Но есть одно «но». После этого товарищу Берии пришлось бы говорить товарищу Кузнецову: «…извини, я доклад сделал Сталину – со слов твоих людей…». Не смешно ли это.
Попасть в круг разведки и службы безопасности могли только свои – флотские. Соответственно и перегибов, как во времена Ежова, было намного меньше, чем в ГБ НКВД СССР.
Именно поэтому сигнализировать Судоплатову, Берии или Меркулову с описанием своей великой значимости «вселенец» не может. Если такое произойдет, то для своего круга он сразу станет предателем и изгоем. В этом случае есть только один Хозяин – нарком Кузнецов, в его круг и есть смысл входить.
Не заметить нашу четверку, сидящую на надстройке, трудно. Зашедший на корабль старший лейтенант сразу поднимается на надстройку, приветствуя присутствующих честью, получая взмах руки с прикладыванием к головному убору в ответ. Уже явно не лето, и долго сидеть хоть и на солнышке нельзя. Однако подняться и уйти тоже. Оглядываюсь за плечо и вижу, что умный старшина сигнальщиков уже организовал новую баночку (табуретку).
– Товарищи, раздвигайтесь. Дайте гостю присесть, – командую я.
Все послушно раздвигают полукругом баночки. Присаживаю особиста рядом. Надстройка наполнилась молчанием. Все вокруг подслушивающие отошли на значительное расстояние, продолжая свои дела.
Лейтенант госбезопасности осмотрелся кругом и выдал:
– Иван Александрович, так это и есть то оружие, что вы на корабль выписали в Николаеве?
– Конечно. Не в карман же я его себе взял – вон в руках у краснофлотцев пока. Через месяц или два корабль станет совсем другим.
На трель звонка из каюты поднялся мой комиссар Демид Федоренко.
– Приветствую, Олег Евгеньевич, – зам по политико-воспитательной работе поздоровался с пришедшим.
– День добрый, товарищ военком.
Ага, значит, имя – отчество теперь я знаю.
– Как здоровье, Иван Александрович? Говорят, что вы даже, будучи больным, смогли весь николаевский тыл споить. Здоровью не помешало?
Потом уже доктору:
– Павел Данилович, вы как самочувствие болезненного своего командира монитора оцениваете?
А вот и маленький пушистый кролик с острыми и кусачими зубками пожаловал. Николаевские новости дошли в Измаил.
– Извините, Олег Евгеньевич. Мне не до слюнтяйства было. Болел. Факт. Время потратил. Потратил. Еще болеть можно было. А переход, он, что из-за моей болезненности отменится или в тылу кто-то что получит без меня. Напился микстуры да чайку заварил – и вперед, наверстывать упущенное. То, что к старым друзьям зашел, так что в этом такого. Мы к слабости военных командиров николаевского тыла отношения не имеем, что там было после нас, не знаем, – углубляю свою болезненность и создаю некоторые условия, для отличия от предшественника. – Доктор не даст соврать. Как прибыл, так в его нежные клешни попал. Зато теперь я у нас буду главным фраером на соединении: очки ношу, так как без них пока сложно; ручка «Паркер» с золотым пером, буржуй настоящий. Так как перьевая теперь в руке плохо держится и одни кляксы ставит, а не пишет. Теперь привыкаю к этой, буду заново писать учиться.
