И этот мальчик еще, Петер, мажордом, вокруг так и вьется. Толку-то от него! Хотя… Как говорят русские помещики, на безрыбье и рак за рыбу сойдет. Так, может, и Петер – за кавалера. Подумав так, графиня быстро согнала с губ насмешливую улыбку и обернулась, стрельнула глазками.
– Ты что-то сказал, юноша?
– О, да, моя госпожа! – с жаром закивал Петер. – Я предлагаю, вместо того чтоб носиться по лесам, подняться на королевскую башню.
– Там может быть его величество? – Элиза заинтересованно покусала губу.
– В такую погоду – вряд ли, – честно ответил мажордом. – А нет их величеств, так не будет и никого другого. Мы бы просто там посидели, выпили, поболтали. Чего ради носиться без толку по лесам?
– Не любишь ты охоту, Петер, – укорила графиня.
– Не люблю.
– И я, знаешь ли, тоже. Ну, поехали. Поглядим, кто там на башне?
Башня выглядела вполне обычно. Сколоченная из тонких бревен вышка высотой в три человеческих роста. Верхняя площадка под навесом, туда вела узкая деревянная лестница. Как и предсказал мажордом, ни на башне, ни внизу, на опушке, никого не было.
– А здесь что-то рыли, – подходя к лестнице, вскользь заметила Элиза. – Или закапывали.
– Да бросьте! – Петер шмыгнул носом и улыбнулся. – Я вот ничего такого не вижу.
– Это потому, что ты невнимательный. Вот сколько на лестнице перекладин?
– Не знаю. Вернее, никогда не считал.
– А я знаю! Ровно тридцать три, – графиня негромко рассмеялась. – Я как-то сосчитала от нечего делать. И запомнила. Столько лет было Иисусу Христу… Видишь, тут бродили какие-то крупные мужчины. Или мужчина. Ну, вон же след… и вон. А тут – трава примята. Наверное, егеря укрепляли башню… Ну, что, полезли наверх?
– Полезли.
– Нет, нет, я первая. А ты меня, если что, подтолкнешь.
– Ага…
Едва только Петер поднял глаза, как едва не сомлел и не свалился вниз! Стройные бедра и обтянутая буфами, гм… задняя часть графини оказались перед самым его носом. Только рук протяни и…
– Ну, что ты застыл? Подтолкни же… Только понежнее… вот так…
Оказавшись, наконец, на площадке, юноша дышал так тяжело, словно забрался сейчас не на невысокую охотничью вышку, а на крепостную башню. Или на колокольню церкви Святого Петра в Риге. Руки и ноги его дрожали, во рту пересохло, а щеки окрасились в устойчивый ярко-красный цвет. И это при всем при том, что Петер вообще был ушлый, из тех, кому палец в рот не клади!
– Ага, вот и столик, и скамеечка… Ну, садись же, что ты встал? Ах, вид… Вид-то какой! Красота!
Подойдя к парапету, графиня облокотилась на жердь и нагнулась, вновь выставив напоказ то, от чего Петер снова сомлел.
– Подойди. Ну, подойди же, – с лукавой улыбкой обернулась Элиза. – Правда, красиво?
– Ага…
– Сколько здесь соломы…
– Ага…
– Наверное, для лосей. Ой! – глянув вниз, дамочка всплеснула руками. – Ты что, плащик свой там и бросил?
– Так тепло же! И никто его там не возьмет.
– Не возьмет-то, не возьмет, только вот солома-то колется… – искоса поглядывая на юношу, задумчивым шепотом произнесла графиня.
– Что-что? – Петер не расслышал, переспросил.
– Ничего, – улыбнулась Элиза. – Ты просто спустись за плащиком, ага? Он у тебя плотненький, зеленый… как у короля.
Пожав плечами, юный мажордом проворно спустился с вышки и, подобрав плащ, забрался обратно.
Постелив плащик на солому, графиня неожиданно для парня сняла камзол и улеглась поверх плаща, подставив солнышку спину. Немного полежав, девушка обернулась:
– Ну, что же ты? Ложись рядом. Говоришь, у тебя есть вино?
– Целая фляжка! – осторожно усевшись рядом, похвастался юноша. – Немцы из Риги называют его «шнапс».
Смеясь, Элиза протянула руку:
– Дай!
Попробовала – глотнула, закашлялась:
– Однако крепкое. Сам выпей, ага.
Петер послушно сделал глоток. Горючая жидкость обожгла ему рот, но и придала силы, некую уверенность в себе.
– Погладь мне спинку, – тихо попросила дама.
– Ага…
Сглотнув слюну, юный мажордом осторожно провел ладонью по спине графини, чувствуя сквозь тонкое сукно сорочки волнующую теплоту тела.
– Ах, хорошо, – Элиза чуть повернула голову. – Только как-то неправильно. У тебя такие нежные руки… я хочу чувствовать их тепло, ощущать…
– Но сорочка…
– Так сними же ее скорей!
Растянувшись на соломе, женщина вытянула руки, и Петер, млея от восторга и неги, осторожно выпростал из узеньких охотничьих штанов графини край ослепительно белой сорочки. Обнажив поясницу, погладил… поцеловал… добрался уже до лопаток, погладил и, не в силах сдержаться, засунул руку дальше, потрогав грудь…
– Ах, мой милый проказник, – Элиза повернулась с самой томною улыбкой.
И тут внизу что-то ухнуло, громыхнуло, так что заложило в ушах! Казавшаяся такой незыблемой и прочной, вышка подломилась и медленно повалилась набок.
Графиня испуганно закричала, и Петер поскорее накрыл ее плащом… и своим телом. Так – вместе – и упали. А сверху летели обломки бревен.
Услыхав взрыв, король и королева вздрогнули и принялись быстро одеваться.
– Что это такое было, муж мой? – Маша проворно натянула штаны и камзол, а вот про сорочку забыла. А вспомнив, махнул рукой – ну ее.
– Похоже на артиллерийский залп, – глядя на появившиеся над ельником клубы серовато-зеленого дыма, Магнус покачал головой. – Или пороховая мина. Подобная той, что войска царя Иоанна применили при взятии Казани.
– Пороховая мина? Здесь? В лесу?
– Пошли-ка, милая, глянем. Думаю, народишко вряд ли сейчас туда бросится. Слишком уж увлечен охотой.
– И все ж, я б на их месте…
– Посмотрим.
От той укромной полянки, где предавались любви царственные супруги, до вышки было не так уж и много, наверное, километра полтора – два, не более. Забыв про лошадей, Магнус и Маша бросились напрямик, через ельник, и, выбравшись на опушку, увидали на месте охотничьей башни застывший, словно кисель, едкий пороховой дым. Денек выпал почти что безветренный, и дым висел клубами, скрывая под собой все. Лишь угадывались смутные очертания искореженной, вздыбленной от взрыва земли, присыпанной обломками бревен.
– Э-эй! – громко закричала Маша. – Там есть кто-нибудь?
– Есть… помогите! Скорей.
Услыхав крик, Магнус властно придержал супругу рукой и сам рванулся в дым, прикрывая лицо локтем. Ринулся на крик – и почти сразу наткнулся на чью-то спину. Кто-то кого-то тащил, вытаскивал.
