За решеткой вдруг послышались чьи-то шаги. Вспыхнул факел. Снова лязгнул засов.
– Вот! Переоденься.
Принесший одежду человек казался каким-то квадратным. Весь из себя приземистый, с широченными плечами и бритой наголо головой, он напоминал татарина или турка. Скуластое лицо обрамляла свалявшаяся рыжая бородища, маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на узницу с некой смесью опасливой боязни и гаденького деревенского хамства. Тюремщик, кто бы он там ни был, прекрасно понимал, кто он и кто – Маша. Понимал, однако же получил надлежащие указания. В соответствии с ними и действовал.
– Переодевайся, ну! – повысив голос, скуластый нехорошо ухмыльнулся. – Приказано платье басурманское с тебя содрать… коли сама снять не похощешь.
– Приказано?! Ах, так… – королева собралась уже было разгневаться… но вовремя подавила в себе все чувства. Не та была сейчас ситуация, чтобы выказывать гнев – к радости этого лысого черта. Интересно, какие еще указания ему даны?
– Может, отвернешься?
– Зачем? Приказано глаз не сводить.
Понятно.
Пожав плечами, Маша повернулась к тюремщику спиной:
– Тогда помогай. Развяжи там… Ну, не так же сильно тяни, черт!
Скуластый исполнил просьбу торопливо и довольно грубо – даже не прикоснулся пальцами к голой Машиной спинке, якобы случайно, не погладил ласково плечико – хотя такую возможность имел. Странно…
Платье, шурша, упало на пол. Голая Марьюшка обернулась, пряча улыбку и прикрыв рукой грудь:
– Тебя как звать-то?
– Истома, – ни один мускул не дрогнул на угрюмом лице тюремщика, ничего не промелькнуло в глазах. Словно не стояла сейчас здесь перед ним юная нагая красавица, рядом, только руку протяни!
Странно.
Без всякого стеснения королева надела принесенную рубашку, а поверх нее – сарафан и шушун. Глянула Истоме в глаза, улыбнулась:
– Я есть хочу. И попить бы чего-нибудь не отказалась.
– Еду принесут, – буркнув, скуластый отворил решетку, вышел, позвал: – Никитушко, Горько, эй! Тащите трапезу.
Прогромыхав сапогами, в узилище вошли двое парней-отроков, оба светленькие и какие-то смазливые… слишком смазливые. У одного подкрашены глаза, у другого подсурьмены брови.
– Принесли, Истомушка.
– Вижу, что принесли.
Голос тюремщика на какой-то миг изменился, стал необычно ласковым, тонким… Содомит! – ахнув, догадалась, наконец, княжна. Содомит! И пареньки эти – тоже… Что ж, на Москве завсегда таких хватало. Ну, Иван Васильевич, ну, хитер, гнусная морда, хитер! Ишь ты, все как рассчитал – чтоб не был никто в узилище на красоту женскую падкий, чтоб не жалели узницу, чтоб глупостей не натворили.
Хитер Иван, хитер… Однако ж и она, Маша, не в соломе найдена. Чай, королева, не кто-нибудь.
– А вы… вы со мной не откушаете? – опустив глаза, тихо спросила Мария. – А то мне одной скучно.
Содомит удивленно вскинул брови: разделить трапезу никто его еще здесь не приглашал. Впрочем, отреагировал он холодно – вообще никак. Просто задвинул засов да ушел. А Маша осталась. Одна – в полутьме, в сырости. Еще и еда… капуста какая-то черная, гнилая… Не еда, а отрава!
* * *
Пулеметная очередь взорвала бурунами воду. Пограничный катер заложил вираж, слепя прожектором Аниту и Магнуса.
– Уходи, – махнул рукою король. – Бесшумно, под парусом. Сможешь?
– Я ж дочь рыбака! А как же ты, Георг?
– Я отвлеку… уйду, не беспокойся. Встретимся в Стокгольме, ага?
– Ага…
Девушка улыбнулась и вдруг, согнувшись через фальшборт вельбота, поцеловала его величество в губы:
– Да поможет нам Бог! Удачи. И… спасибо тебе за все!
Некогда было прощаться. Катер возвращался, сверкал прожектором, и пограничный капитан Возняк что-то кричал в мегафон. Вот снова громыхнул пулемет. Очередь вспенила волны перед самым носом вельбота.
Пробравшись на узкую корму лодки, Арцыбашев принялся запускать двигатель. Тот все никак не хотел заводится, чихал… А катер тем временем подходил ближе. Наконец, старый немецкий мотор взревел, завелся, задрожав всем своим корпусом, и Леонид быстро повел лодку прочь, подальше от вельбота.
Катер повернул за ним, пытаясь догнать как можно быстрее. Пронзительный луч прожектора шарил по ночному морю, иногда вырывая из темноты уходящую куда-то за мыс лодку. И тогда звучали очереди. Громыхающе-сочная – пулеметная, и трескучие, сухие – из ППШ.
– Приказываю остановиться!
Шальная пуля пробила корму, другая угодила в двигатель, щелкнула по железу. Леонид почувствовал запах горючего. Мотор снова зачихал и заглох, лодку тут же развернуло бортом к волне, и мощный удар стихии перевернул утлое суденышко столь быстро, что Арцыбашев даже не успел выругаться, очутившись в холодной воде.
Нырнул, сбрасывая под водой сапоги, проплыл какое-то время под водою, потом вынырнул, отдышался… Катер уж был здесь, рядом! Заглушив двигатель, шарил по волнам прожектором. Вот нащупал-таки беглеца, ослепил.
– Вон он, товарищ капитан! За камнями.
– Не стрелять! – распорядился суровый голос. – Живем брать гада. Эй, в машине! Вперед помалу.
Между тем беглец уже доплыл до мыса, оставалось лишь выбраться, однако скользкие камни сопротивлялись, не пускали, скользили, и намокшая одежда тянула ко дну.
– Эй, там! Хенде хох! Сдавайся!
Ага, сдавайся… как бы не так! Уходить надо… вон туда, в протоку меж скалами – катер туда не пройдет.
Набрав в легкие побольше воздуха, Леонид снова нырнул, на этот раз четко зная, в какую сторону плыть. Что-то шмякнуло рядом, в воде… Пули! Погранцы все же решились стрелять. Или просто предупреждали.
Вынырнув, беглец вдруг почувствовал, что несколько не рассчитал свои силы, неумолимо тающие с каждой секундой, с каждым метром, с каждым взмахом рук. Ноги сводило, что-то тащило на глубину… а путь к свободе был совсем-совсем рядом! Еще чуть-чуть!
Магнус собрался с силами.
– Уходит! Уходит, товарищ капитан!
– Никуда не денется. Я сказал – живьем!
Ну, вот оно – спасительное убежище! Катер сюда не пройдет, однако…
– Лево руля! – тут же послышалось с катера.
Однако же да – догадались, решили обойти левее, высадиться на берег, перехватить.
Скорее! Скорее! Черт…
Почувствовав дно, беглец встал на ноги и выбрался на каменисто-песчаный пляж. Вышедшая из-за облаков луна – почему-то зеленоватого цвета – выхватила из темноты спасительные заросли тростника. Недолго думая, Магнус бросился именно туда, резко взяв влево – прямо навстречу погоне. На то и был расчет! Обмануть, залечь, затаиться в тростнике, переждать, а там уж будет видно. Рассветет, тогда можно осмотреться, придумать что-нибудь. Наверное, лучше всего уходить через бункер. Однако там, скорее всего, и будут искать…
