– Короля?! – делано изумился наемник. – Неужели его величество посетит вашу корчму?
– Не только посетит, но и отобедает, – кабатчик горделиво приосанился и расправил плечи. – И может быть, еще и останется на ночь!
– Вот так штука! – Вальтер все еще разыгрывал удивление. – Это не шутка? Неужели и в правду так? Сам король…
– Незадолго до вас, господин, уже прискакал вестник. Велел, чтоб готовились к встрече! Так что примерно через час-другой…
– Вот бы на короля посмотреть! Хоть одним глазком…
Корчмарь шмыгнул носом и развел руками:
– Ну, тут уж ничем не смогу помочь. Сказано – чтоб никого.
– Ах, жаль, жаль. А ведь так бы хотелось… хоть одним глазком. Внукам бы своим рассказывал!
– Ну, оно понятно, – трактирщик неожиданно улыбнулся и заговорщически подмигнул гостю. – Кстати говоря, не один вы такой! Тут купцы виленские… тоже хотят посмотреть. Есть тут один холм, неподалеку. Там старый дуб, высо-окий, из тех, что язычники считали священными. Так с того холма… Особенно если забраться на дуб. Но, господин, надо знать тропы.
– Пару грошей хватит за тропу? – ухмыльнулся в усы Акинфий.
– Лучше три, господин. Один ведь надо дать проводнику…
В ладони убийцы сверкнули серебряные кружочки. Кабатчик просиял лицом:
– Пейте пока свое пиво, любезнейший господин. Ешьте лепешки. А я кликну мальчишку – он вас и проведет.
Узкая охотничья тропка, спускаясь с тракта, круто ныряла в ольховые заросли, петляла так, что сам черт не разберет, и через сотню шагов взбиралась на холм, поросший небольшою дубравою. Босоногий мальчишка-слуга шел весьма уверенно и быстро. Из высокой травы свечками взмывали спугнутые путниками птицы, кругом желтели лютики, сладко розовел клевер, колыхались бледно-серые венчики пастушьей сумки. Ольху вскоре сменил орешник, затем показалась дубрава. Послышались голоса нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу зевак – виленских купцов, приведенных все тем же проводником еще ранее.
– Неужели, господа, короля увидим?
– Вот счастье-то!
– Наш Магнус Ливонский – достойный государь.
– Здравствуйте, господа. Лабас ритас, – подойдя, Вальтер поздоровался по-литовски. – Неужели и впрямь удастся увидеть? Хоть одним…
– Увидим, увидим, – засмеялся плечистый торговец в дорогом кафтане синего немецкого сукна, щедро украшенном золочеными пуговицами, витыми шелковыми шнурами и прочей канителью. Голову купца покрывала столь же богатая суконная шапка с венчиком, тщательно расчесанная борода вальяжно падала на грудь, на поясе висели изрядных размеров кошель и большой кинжал в красных сафьяновых ножнах.
– У нас, ежели что, и зрительная труба найдется! – показав зажатую в широкой ладони подзорную трубку, похвастал бородач. – Уж не переживайте, разглядим все.
Торговцы и молодые приказчики толпились на вершине холма у старого дуба-патриарха с могучим узловатым стволом и раскидистой кроною. Подобные деревья и сами литовцы почитали с древних времен, и этому дубу тоже оказали почтение – украсили разноцветными ленточками, и, конечно же, чтя языческие традиции, взбираться на дерево не собирались. Да и без того и тракт, и корчма виднелись внизу как на ладони.
– Карета! Карета! – вытянув шею, вдруг радостно заорал мальчишка. – Ой, прям из золота! Клянусь святой Анной! Прямо блестит вся, ага.
– Это король, король! – заволновались и остальные. – А вон и стяги! И свита.
– Эти, вон, в черных латах – рейтары.
– А те, с синими перьями, рыцари.
– А плащи-то, плащи какие богатые! Разноцветные – красные, желтые, синие… Это надо было постараться – так вот выкрасить ткань! Не простое дела, я вам скажу, не простое.
– Да что они, сами, что ль, красили?
– Я и не говорю, что сами. Говорю, что…
– Смотрите, господа! Король! Вон-вон – в зеленом плаще. Из кареты выходит.
– Корона! Корона – золотом горит!
– Да не корона это. Просто шитая шапка.
– А я говорю – корона!
– Да нет. Похоже, что – рыцарский шлем.
– Что же, его величество, по-вашему, в шлеме в карете ездит?
– Шапка это, – опустив зрительную трубу, веско вымолвил бородач – по всему, он тут и был за старшего. – Золотом да самоцветами украшена. И павлиньими перьями.
– Неужто павлиньими? – ахнул Акинфий. – Не поверю глазам своим. Быть такого не может!
– Вот же Фома Неверующий! – хмыкнув, купец протянул подзорную трубу. – На вот, взгляни сам.
Приложив окуляр к левому глазу, наемник закусил губу: король Речи Посполитой, Ливонии и Риги Магнус Датский шел себе спокойненько к корчме в сопровождении толпы придворных. Знакомая рыжеватая бородка, спокойное лицо, самоуверенная походка… Не шатался, и под руки его не вели. Так что же, выходит, он, Вальтер – промахнулся. Мог? Вполне. Все ж для прицельной стрельбы далековато. Стрела просто-напросто пролетела мимо, и король пошатнулся вовсе не от попадания, не от раны, а, видимо, поскользнулся на бревне болотной гати, такое ведь бывает, и часто. Поскользнулся, замедлил шаг – и стрела пролетела мимо. Что ж… Как там говорят у русских? И на старуху бывает проруха.
Если убийца и расстроился, то не очень, так, самую малость. Досадно стало – не более. Не сделал дело сразу – так тоже случается. Значит, надо все тщательно продумать и повторить попытку снова. И тут многое зависело от того, заметили ли придворные саму попытку покушения. Арбалетная стрела – болт – короткая и быстрая штука, в глаза не бросается. Если б из лука стрелял, тогда, несомненно, да – заметили бы, а здесь…
И все же рисковать больше не стоит. Не нужно повторять то, что уже было – засаду, стрельбу… даже заменив арбалет на мушкет. Надо устроить что-то другое. Что? А посмотреть! Увидеть, что там, впереди, на тракте. И нечего тут стоять, глаза пялить…
– Ах, господа, счастье-то какое! Внукам своим будущим расскажу…
Не прошло и получаса, как Вальтер уже скакал по тракту в сторону Плескау-Пскова, обгоняя по пути купцов и мелкие пешие отряды русского войска. Дорога шла берегом широкого озера, время от времени пересекая протоки и небольшие речушки, частью – бродом, но иногда – по мостикам.
Один из таких мосточков как раз и пришелся наемнику по душе – деревянный, в меру высокий, однако же не очень большой, над быстрой стремниною. По низким берегам речушки густо разрослись ракиты и ивы, именно там убийца привязал коня, вытащил из переметных сум небольшие мешочки с порохом.
Не столь уж и людным был сейчас тракт. Пропустив пару крестьянских возов и ватагу потешников-скоморохов, Акинфий проворно и со знанием дела заложил под опоры моста порох, там же, под мостом, приспособил свечку и, углядев появившуюся из-за поворота карету, вытащил огниво и трут, зажег. По всем прикидкам – как раз тогда, когда и нужно бы, но с таким расчетом, чтоб взрыв прогремел либо в момент проезда процессии по мосту, либо незадолго до этого.
