Боярин разулыбался прямо с порога, велел стражам отвязать Машу да все справлялся о здоровье: как, мол, спала, да не холодно ли было, не жарко ли?
Узница отвечал вежливо:
– Благодарствую, спала хорошо. И холода, и тепла в меру. Запамятовала вот только, как ваше имя, господине любезнейший?
– Ничего, ничего, я напомню: Игорь Иванович меня зовут. Игорь Иванович Гордевский, ваш лечащий врач.
– Врач? Лекарь, что ли?
Боярин поморщился:
– Пусть будет лекарь. Халатик, вот, на сорочку накиньте… ага… А вот вам тапочки.
– Мне б волосы расчесать…
– Пожалуйста, пожалуйста, мы подождем. Там, на раковине – массажная щетка.
– Да видала я гребень ваш… Служанку что, не пришлете?
– Кого-кого?
– Ла-адно, – потянувшись, девушка махнула рукой. – Придется уж самой, ага. Вижу, не дождешься от вас служанок. Куда идем-то?
– В саду погуляете, милая. Там встретитесь кое с кем, поболтаете. А то, поди, скучно вам?
– А то весело! – Машенька усмехнулась и, запахнув халат, покинула надоевшее узилище.
Монастырский дворик оказался небольшим, но неожиданно уютным и даже красивым. Посыпанные песком аллейки, лавочки, кусты сирени и акации, цветочные клумбы. На одной из таких лавочек, под липою, сидел худосочный молодой человек в куцых штанах и халате. Каштановая бородка, бледное лицо… такое знакомое…
– Магнус! – подбежав, ахнула королева.
Молодой человек вздрогнул и резко вскинул голову:
– О, Пресвятая дева! Хоть кто-то меня узнал.
* * *
Опередив официальное посольство с фальшивым королем, Арцыбашев оказался в Москве уже в середине июля одна тысяча пятьсот семьдесят шестого года. Столица уже отстроилась после татарского погрома, вновь засияв новенькими срубами. Хоромы и обычные избы рубили в ближних лесах, затем сплавляли бревнами по Москве-реке, да на берегу собирали и тут же продавали всем желающим. Не задорого продавали, почти любой мог купить: кто хоромины, а кто просто избенку – кому что по карману. Вообще, в пятнадцатом веке жилье особой проблемы не составляло, тем более здесь, в Москве – леса-то вокруг полным полно – захлебнешься!
Магнус, явившийся на Москву вместе с верным Михутрей и десятком добрых молодцев-слуг под видом небогатого тракайского купца Кристофора Литвина, поселился, соответственно выбранному образу, скромненько – на самой окраине, называемой Земляным городом, или еще – Скородомом. Наверное, от того, что уж очень скоро там новые дома строились – бригады артельщиков-плотников дни напролет стучали своими топорами. Затеянное королем дело весьма осложнялось тем, что опереться-то по сути было не на кого – врага Иоанна, московского дворянина Порфирьева сына Рдеева, увы, не так давно посадили на кол. Выдал ли он кого? Бог весть… Как бы то ни было, а нынче приходилось действовать на свой страх и риск.
Постоялый двор, как и все здесь, тоже оказался новым, недавно выстроенным, вкусно пахнущим смолой и сладковатым ароматом леса. Хозяин, Григорий Ершов – проворный молодой человек лет тридцати, обремененный многодетной семьей и неистребимым желанием обустройства – проявлял поистине чудеса оборотистости: ставил дополнительный сруб с просторной трапезной и опочивальней на двадцать гостей, разводил лошадей, спекулировал срубами и даже умудрился через знакомого дьяка взять выгодный подряд на строительство моста через какой-то овраг в весьма криминальном райончике, называемом москвичами Чертолье, где «сам черт ногу сломит».
Семь шкур за постой Григорий со своих гостей не драл, сговорились вполне разумно, правда, оплату трактирщик попросил вперед:
– Люди бывают разные, знаете ли. Так что дюжина московских денег с вас, уважаемые! Коль уж до сентября жить собираетесь. А ежели вдруг раньше съедете – я вам разницу верну, не сомневайтесь.
– Хорошо, – согласно кивнул король. – Только у нас денег никаких нет – ни московских, ни новгородских. Одни гроши литовские да еще талеры.
– Ничего, ничего, уважаемые. Я и литовскими грошами возьму. Чай, серебряные.
– Серебряные. На вот, пересчитай, мил человече.
Поджарая фигура, короткая бородка, польский кафтан – всем обликом своим Григорий Ершов больше напоминал человека западнорусского, а вовсе не московита. Впрочем, и на Москве таковых появлялось все больше и больше – много было работы, много было возможностей, и ничего не хотелось упускать! Таровитый человек мог запросто сделать состояние года за два – за три, без всякого царского благоволения, исключительно собственными стараниями. Чем и занимался Григорий, да так, что даже днем, после обеда, не спал – все ведь в делах, некогда и прикорнуть было!
Супруга его, Алевтина, тоже оказалась мужу под стать, и окромя рождения детей да ведения дома еще взяла на себя всю бухгалтерию, все подсчеты. Симпатичная худенькая блондинка с карими большими глазами, Алевтина была дочерью одного из крещеных татар, во множестве селившихся на московских землях еще со времен так называемого монголо-татарского ига.
Магнус и Михутря с этой молодежью подружились сразу же, и каждый вечер проводили в приятной беседе – ужинали, пили вино с медовухою да вели разные разговоры дотемна. Местным частным предпринимателям – посадским людям – Ершовым любопытно было прослушать про разные страны – про Ливонию, про Литву да Польшу.
В свою очередь, и сами Григорий с Алевтиной взахлеб пересказывали все московские сплетни… чему был очень рад Арцыбашев, старавшийся найти любой выход на Кремль и получить любую информацию о похищенной супруге.
– Говорят, Иоанн Васильевич, государь наш батюшка, опять задумал жениться… и выбрал невестой Марию Долгорукую, княжну из древнего рода, – уложив детей спать, Алевтина тоже присоединилась к вечерней беседе. – Княжна красотою лепа, тут уж ничего не скажешь – как есть красавица писаная. Одначе же люди говорят, на мужчин она больно уж падкая. И с тем ее видали… и с этим… А ведь царицей хочет стать!
– Да ведь какое нам дело, с кем она там была, – со смехом перебил супругу Григорий. – Главное, чтоб нраву была доброго, да чтоб мужа своего, государя нашего, добронравием полным смиряла.
– Да Ивана, пожалуй, смиришь! – усомнился Магнус.
– То так… – хозяин постоялого двора пригладил бороду. – Однако ж ежели при нашем государе какая-то злонравная ведьма будет – к добру ли? Лучше уж Маша Долгорукая, сказывают – она умна зело и нраву веселого, доброго.
– Да, да, – покивала Алевтина. – Никто про княжну Долгорукую плохого не говорит, даже холопы ее – и те свою хозяйку хвалят. А что же до мужиков… так мало ли кто что болтает? Может, из зависти.
Княжна Мария Долгорукая… Леонид опустил глаза, вспоминая недавний свой сон. Быть может – вещий? Там в послевоенном Стокгольме говорили, что княжна может помочь… Так поможет ли?
– Григорий Иваныч, если не секрет, ты через кого подряды на Чертолье брал? Только не говори, что сами собой свалились.
