– Лошадь мою возьми, отроче. На усадьбу загляни, у Лизхен спросишь.
Лизхен была законная супруга Силантия, светло-рыжая немецкая вдовушка с круглым лицом и необъятной грудью. Мужа своего она слушалась и почитала беспрекословно, правда, нрав имела смешливый и смеялась буквально надо всем. Вот и, отдавая Федору лошадь, не удержалась:
– Ты, верно, к девкам собрался, а, Теодор?
– Да нет же! Друзей поискать.
– Про друзей обычно в корчмах спрашивают да на постоялых дворах. Там, небось, где-нибудь и спят, пьяненькие.
Послушав смешливицу, юноша именно с корчмы и начал. Завернув во двор, привязал у коновязи лошадь да сразу и зацепился языком с корчемными служками. Те, кстати, отроков мелких видели.
– Волосами светлые, важные? Один в смешной такой шапке?
– Да-да, это они и есть!
Парней видали и на постоялом дворе на самой окраине городка, и на той дороге, что вела мимо старого дуба к замку риттера Герлаха фон Нейе, и дальше – мимо орешника – к усадьбе Оффы фон Риппертропа, а уж от его земель, через кленовую рощицу – к замку барона фон дер Гольца. Везде парочку отроков видели! И пастухи, и торговцы мелкие и всякие прочие крестьяне.
Видеть-то видели, да не видали, куда ж эти парни делись! Впрочем, один дедок вспомнил. К Марте Кособокой они зашли. Видать, за любовным зельем. К Марте за этим зельем кто только не шляется! Из самой Нарвы да из Дерпта приезжают.
– А где эта Марта живет-то, уважаемый герр?
– А во-он за теми дубками ее хутор. По тропинке иди, не заплутаешь.
Кособокая Марта оказалась вовсе не злющей деревенской ведьмою, а вполне себе симпатичной женщиной, правда, уже далеко не молодой, лет тридцати с лишним. Пышная юбка, распахнутая вязаная кофта, и грудь, утесами вздымающая белую вышитую сорочку. Увидев незваного гостя, Марта бросила вилы и подошла к забору, не выказывая никакого удивления:
– Отроков ищешь? Парней? Ну, пошли тогда.
Шла она – да, прихрамывая. От того, верно, кособокой и прозвали. А так – женщина видная!
– Эти? – распахнув двери пилевни, хозяйка хутора кивнула на спящих на соломе парней – Егорку и Левку!
Федор обрадовался:
– Ну, слава Господу, живы. Эй, поднимайтеся, сони! На работу пора.
– Напрасно стараешься, – скосив глаза, хмыкнула Марта. – К вечеру только проснутся.
– Почему к вечеру?
– Так зельем опоены. Я и опоила, ага… Да ты глазищами-то не сверкай и за нож не хватайся! Не на смерть же опоила, а так… Попросили, вот и опоила. Чтоб поболтливей были, пооткровеннее.
– Кто попросил?
Хуторянка окинула юношу томным взглядом и вдруг улыбнулась:
– А парнишка ты ничего, глазастенький, справный. Идем-ка, поможешь мне копну на телегу закинуть. А потом… потом, может быть, я чего-то и вспомню, ага.
* * *
За всеми делами-заботами почтеннейший герр Печатник как-то и позабыл про то, что еще с утра разрешил отлучиться по важным делам своему помощнику Федору. Забыл, со всяким случается. Позвал – не откликнулся парень, Силантий было ругаться, да потом и хлопнул себя ладонью по лбу – отпустил ведь, ага!
– Эй, ну-ка, кто тут есть?
– Я есть, герр Силантий.
Этого паренька со смешным мекленбургским говором и хитрыми карими глазами Печатник нанял не так давно, всего-то пару недель назад. Худой, узколицый, с копной спутанных темно-русых волос, Франц – так звали парня – оказался вполне способным учеником, к тому же на первых порах был готов работать за миску похлебки и кров. Спал он вместе со всеми другими работниками, здесь же, при типографии, и пока особых нареканий не вызывал.
– Ну-ка, на карты глянь, – хозяин печатного дела любил иногда посоветоваться с работниками в мелких делах. И парням приятно, и от него не убудет.
– Тут вот дама пик, а тут вот – король бубен. Так вот, бубны-то чем раскрасить?
– Бубны – киноварью, – не раздумывая, отозвался Франц. – А пики – сурьмой. Для короны – чтоб блеск – сулему можно… правда, немного и очень так осторожненько – ядовитая!
Умный парень оказался этот Франц! Силантий довольно погладил бороду. Он вообще любил умных. Особенно когда те работали на него.
– В Москве, в Архангельском соборе, росписи… вот так бы и тут, – несколько забывшись, продолжил отрок. Молвил, и тут же с поспешностью прикусил язык, будто чуть не выболтал что-то важное.
Силантий между тем подивился:
– Ого, да ты и на Москве бывал?
– Что вы, что вы! Конечно же нет, – замахал руками Франц.
– А про собор Архангельский откуда знаешь?
– От гостей торговых слыхивал, ага.
* * *
– Да как эти люди выглядели? – вернувшись под вечер в пилевню, все никак не мог выпытать Федор. Отроки, слава богу, оклемались, проснулись, вполне себе здоровенькие и даже веселые, однако как здесь очутились, не помнили напрочь!
Не очень-то вспомнили и после того, как Марта позвала всех в дом да угостила молоком с лепешками.
– Ну… никого ж не видели, ни с кем, кроме пастушков да крестьян, не разговаривали, – положив на скамью суконную, с загнутыми полями шапку, Левко взъерошил волосы.
– А Марта про каких-то мужиков говорит.
– Марта? Ой… – мальчишка неожиданно сконфузился и, улучив момент, спросил: – А чего это она к нам такая ласковая, а?
– Да так, – покраснев, Феденька быстро перевел разговор на другую тему. Все о тех же мужиках, коих так и не вспомнили отроки… зато хорошо рассмотрела хозяйка хутора. Незнакомые. Двое. По виду – горожане или даже небогатые рыцари. А может, и бывшие шведские наемники – гофлейты. Лица обычные, у одного бородка, у второго – усы.
– Говорю ж, обычные мужики, лет к тридцати уже, – обернувшись от очага, Марта умильно посмотрела на Федора. – Никаких примет нет. Увидишь – не вспомнишь. Нет, ну, я, конечно, узнала бы. Но только если они в той же одежке будут.
Мужики – рыцари или гофлейты – заплатили хуторянке за зелье целый талер! Жалованье наемников за полгода – чего ж отказываться-то? Тем более жизни лишать никого не надобно.
– А вы-то чего сюда, на хутор, поперлись? – тихонько негодовал Феденька. – Медом тут намазано, что ль?
– Кому и намазано…
– Чего-чего?!
– Говорим, дорога-то мимо хутора как раз и проходит. А нам же ее на чертеж рисовать! Тут и хозяйка вышла… попить вынесла. Вот мы и…
– Понятно все с вами, да.
* * *
День уже клонился к вечеру, когда в узилище, где томилась Сашка, заглянул, наконец, Эрих, паж.
– Собирайся, уходим, – волнуясь, юноша протянул девчонке мужскую одежду: узкие панталоны с буфами, сорочку, колет. – Надень вот, неудобно в платье-то по стенам да по лесам. Ой… – парнишка неожиданно покраснел. – Извините, что на «ты», госпожа баронесса. Просто вырвалось.
