Генри ткнул в партитуру.
– Это не мои слова. Где та песня, которую я написал?
– Ну, Герби ее малость пригладил.
– Она была недостаточно отделана. Я придал ей чуть-чуть живости и энергии, – сообщил с заднего ряда Герби Аллен, восседавший там с таким видом, словно он сам мистер Зигфельд.
На сцене все застопорилось.
– Да в чем дело-то? Мы репетируем или нет? – вопросила одна из девиц.
Уолли погрозил ей пальцем.
– Генри, играй песню.
– Нет, – сказал Генри; слово это так редко бывало у него на языке, что ощущение оказалось на редкость удивительным. – Я хочу играть мою песню.
По шеренге хористок пробежал шепоток.
– Всякому рано или поздно бывает нужна помощь. Не принимай это на свой счет, старина, – проронил вальяжно Герби.
Генри вообще-то не был склонен к насилию, но тут испытал непреодолимое желание хорошенько врезать Герби по самодовольной роже.
– А как мне еще это воспринимать, Герберт, когда ты надругался над моей песней?
– Ну, послушай, парнишка…
– Я тебе не парнишка, – прорычал Генри.
Играющий состав молча переводил глаза с Генри на Уолли, на Герберта и обратно.
Внезапно с самого заднего ряда прогудел голос мистера Зигфельда.
– Мистер Дюбуа, вы – репетиционный аккомпаниатор. За музыкальные интерпретации я вам не плачу.
Импресарио промаршировал по центральному проходу и встал посреди зала, как капитан бунтующего корабля на мостике.
– Нет, мистер Зигфельд. Я – композитор. И мои песни гораздо лучше вот этого дерьма.
Какая-то хористочка со Среднего Запада отчетливо ахнула.
– Простите мою лексику, – быстро добавил Генри.
Мистер Зигфельд наградил его суровым взглядом.
– Ваше время еще придет – если вы научитесь себя вести, мистер Дюбуа. А теперь вернемся к нашему номеру. Нам еще целое шоу репетировать.
И великий Зигфельд повернулся к сцене спиной. Танцовщицы быстро стасовали порядки и встали в композицию. Вот и все, Генри только что указали его место, и спорить тут не о чем.
Ты поступишь в юридическую школу. Ты будешь чтить имя семьи. И ты больше никогда не увидишься с этим мальчиком, прогремел у него в голове голос отца.
– Мистер Зигфельд! – позвал Генри, подымаясь с табуретки. – Вы все говорите, что добавите еще моих песен в шоу, но что-то удача меня упорно минует. Она почему-то все время поворачивается к кому-то другому.
– Генри… – начала было Тэта, но предостерегать его уже было поздно.
– Я устал ждать, сэр. Если вы не хотите моих песен, что ж, надо полагать, я и сам вам не нужен. Раз так, я собираю вещи и отчаливаю.
Великий Зигфельд даже с кресла не встал.
– Желаю удачи. Но рекомендаций вы от меня не получите.
Тэта процокала на авансцену на своих чечеточных каблуках и приставила ладонь козырьком к глазам, чтобы спастись от яростного театрального света.
– Он просто устал, Фло. Он вовсе не это имел в виду.
– Не смей говорить за меня, Тэта. Я сказал то, что хотел.
– Вы можете быть совершенно свободны, мистер Дюбуа. Герби, не поиграешь нам немножко? Уолли, c первой цифры.
И музыкальный кошмар начался по новой.
Генри вихрем пронесся по проходу и вылетел из дверей на шумную Сорок Вторую. Громадная вывеска полыхала у него над головой; черные буквы в фут высотой возвещали «СОВЕРШЕННО НОВОЕ РЕВЮ».
– Совершенно новое! – проорал Генри в лицо прохожему, который воззрился на него, как на полного психа. – Так и есть, парни! Подходите! Наддайте! Мы знаем, что вы раз, два, и соскучились. Игрушки уже не блестят, не радуют. Даже сейчас вы спрашиваете себя: ну и что дальше? что я пропустил? насколько важным я себя с этого почувствую?
Все это машина, которую только кормить и кормить – Генри ненавидел машину и ненавидел себя за то, что хотел людского восхищения, которое она ему так щедро обещала. Как будто сам он ничего не стоил, если никого нет рядом и некому аплодировать.
– Ген! – Тэта выбежала следом прямо в своем скудном, зато очень блестящем сценическом одеянии. – Ген! Да что с тобой такое? Ты совсем спятил? Ты только что потерял работу!
– Я в полной мере осознаю этот факт, милая барышня, – попробовал пошутить Генри, но слова крошились, как сырой мел.
– Ты должен извиниться перед Фло. Скажи, что ты несколько ночей не спал и совсем потерял голову. Он возьмет тебя назад.
Гнев Генри был живой тварью, змеей у него в руках. Сколько раз ему приходилось душить в себе чувства, лишь бы кто-то другой был счастлив? Сколько раз он отрекался от собственных нужд ради чьих-то еще? Неважно, больше он этого делать не станет. Не в этот раз. И не когда речь идет о такой важной вещи, как музыка.
– Так вот что я должен сделать, да, Тэта? Вернуться туда, держа смиренно шляпу в руках, снова попросить подачки, притвориться, что я никто, и быть благодарным за то, что мне кинут с барского стола? И всякий раз, как уродские песенки Герби пролезут в шоу вперед моих, глотать это и говорить спасибо? На это мне стоит тратить свою жизнь? На то, чтобы вежливо улыбаться, когда Уолли дает этому кретину измываться над моей музыкой, а меня даже не спрашивает?
– Это всего лишь вопрос времени…
– Я. Устал. Притворяться, – Генри закинул голову, и буквы вывески поплыли у него перед глазами. – Они никогда никуда меня не возьмут, Тэта! – закричал он.
К крикам Генри не привык. Жизнь с отцом приучила его держать все внутри, под замком. Но сейчас оно все рвалось наружу, как содержимое переполненного шкафа.
– Ты что, не понимаешь? Я не вписываюсь. Песни, которые я пишу – это совсем не те песни, которые они хотят слушать. Все это время я пытался понять, чего они хотят, и дать это им. Я больше не хочу тратить на это время, Тэта. Мне нужно понять, чего хочу я, и это-то и писать. Те песни, которые люблю я. И если я один в целом свете буду их петь, пусть, так тому и быть.
Генри быстро вытер глаза, сунул обе руки под мышки и отвернулся от нее.
– Ген, никто не верит в тебя в этом мире больше, чем я. Но вот прямо сейчас тебе реально нужна работа. Я просто говорю тебе правду.
Это было прямо и в лоб, c Тэтой всегда так. Это свойство он в ней всегда особенно любил. Но вот прямо сейчас оно привело его в бешенство.
– Ну, раз это правда и раз мы сейчас тут все ее говорим, – рявкнул он, так и оскалившись на «правде», – почему бы тебе не пойти сейчас туда и не сказать Фло о Мемфисе? А что, можно еще в газеты позвонить и дать им эксклюзивное интервью: «Фальшивая русская княжна и ее роман с черным гарлемским поэтом».
