Господи. Конец все-таки настал. Неизбежность смерти нахлынула на нее. На сей раз выхода нет. Ничего нельзя сделать, бороться бессмысленно. Смерть больше не являлась абстрактным понятием, но стала вполне настоящим, нависшим над ней событием.
Мэри чувствовала тревогу. Неприятие всего этого. И… ярость.
Она не хотела умирать. Не хотела покидать любимого мужчину. Не хотела оставлять беспорядочный хаос жизни.
«Прекрати это, — подумала она. — Кто бы ты ни был… просто прекрати это».
Мэри закрыла глаза.
Когда она погрузилась в темноту, то увидела лицо Рэйджа. В своем воображении она прикоснулась к его щеке, чувствуя на ощупь теплую кожу и сильные кости. В голове пронеслись слова, пришедшие из ранее невиданных мест, уходя… в никуда, как ей казалось.
«Не заставляй меня уходить. Не заставляй покидать его. Пожалуйста…
Господи, позволь мне остаться с ним здесь и любить его еще какое-то время. Клянусь не тратить попусту время. Я обниму его и никогда не отпущу… Господи, пожалуйста. Останови это…»
Мэри начала плакать, поняв, что молится, клянясь всем, что у нее есть, открывая свое сердце, умоляя. Когда она воззвала к чему-то, во что даже не верила, среди отчаяния ей явилось странное откровение.
Вот почему ее мать верила. Сисси не хотела покидать праздник жизни, не хотела, чтобы ее карусель остановилась, не хотела уходить от… Мэри. Неотвратимый разрыв с любимыми, а не с жизнью подпитывал ее веру. Надежда, что у нее будет еще немного времени, чтобы любить, подвигла мать держать в руках крест, вглядываться в лица статуэток и произносить слова молитвы.
И почему молитвы обращены к небесам? Наверное, на это есть основания. Когда не остается шансов для тела, стремления сердца ищут выхода и, как цветок, с теплом расцветает любовь. Кроме того, желание летать заложено в природе человеческой души, так что ее домом должна быть высь. И все дары приходят с неба — весенний дождь и летний ветер, и осеннее солнце, и зимний снег…
Мэри открыла глаза. Поморгав, она стала смотреть на рождающийся рассвет над зданиями города.
«Пожалуйста… Господи.
Позволь остаться с ним.
Не дай мне умереть».
Глава 49
Рэйдж забежал в дом, снимая на ходу плащ, пересек фойе и поднялся по лестнице. В комнате он избавился от часов и переоделся в белую шелковую рубашку и брюки. Взяв с верхней полки гардеробной лакированную коробку, он вышел на центр спальни и опустился на колени. Открыл коробку, достал оттуда нитку крупного черного жемчуга и надел на себя.
Затем сел на пятки, положил руки на колени и закрыл глаза.
Замедляя дыхание, он полностью погрузился в транс, пока кости, а не мышцы стали держать его. Рэйдж очистил сознание, насколько смог, и начал ждать, молясь, чтобы его увидело единственное создание, способное спасти Мэри.
Жемчужины нагрелись.
Когда он открыл глаза, то увидел, что стоит в ярко освещенном дворе из белого мрамора. Здесь находился восхитительный фонтан, вода, искрясь, поднималась в воздух и ниспадала в бассейн. В углу стояло белое дерево с белыми цветами, на ветвях заливались трелью певчие птицы, единственные яркие пятна в этом месте.
— Чем я удостоилась такой чести? — спросила за его спиной Дева-Законодательница. — Конечно, ты пришел не из-за своего зверя. На это есть еще время, насколько я помню.
Рэйдж остался сидеть на коленях, склонив голову, пребывая в молчании. Он понял, что не знает, с чего начать.
— Такая тишина, — пробормотала Дева-Книжница, — с твоей стороны необычна.
— Я стараюсь подобрать слова.
— Мудро, воин. Очень мудро. Учитывая, зачем ты пришел сюда.
— Ты знаешь?
— Никаких вопросов, — резко ответила она. — Как же мне надоело повторять Братству об этом. Надеюсь, вернувшись, ты напомнишь остальным о правилах поведения.
— Приношу извинения.
В поле его зрения появился край черного плаща.
— Подними голову, воин. Посмотри на меня.
Он сделал глубокий вдох и повиновался.
— Тебе так больно, — ласково сказала она. — Я чувствую твое бремя.
— Мое сердце кровоточит.
— Из-за этой женщины, человека.
Он кивнул.
— Я бы хотел попросить, чтобы ты спасла ее, если это тебя не оскорбит.
Дева-Законодательница отвернулась от него. Затем поплыла над мраморным полом, медленно двигаясь по двору.
Он понятия не имел, о чем она думает. И рассматривает ли вообще его просьбу. Он знал, она может и поиграть с ним. Или же просто уйти.
— Этого я не сделаю, воин, — сказала она, словно прочтя его мысли. — Несмотря на наши разногласия, я не покинула бы тебя таким образом. Скажи — а если спасение твоей женщины будет означать вечное сосуществование со зверем? Если в обмен на ее жизнь твое проклятие останется с тобой до тех пор, пока ты не отойдешь в Забвение?
— Я с радостью приму его.
— Ты ненавидишь зверя.
— Я люблю ее.
— Что ж. Очевидно, так и есть.
Надежда затеплилась в его душе. У него чуть не сорвался с языка вопрос: договорились ли они, будет ли Мэри жить? Но он не хотел рисковать и срывать переговоры, рассердив Деву-Законоучительницу.
Она медленно двинулась к нему.
— Ты несколько изменился с той нашей последней встречи в лесу. Я полагаю, это первый бескорыстный поступок, который ты совершаешь.
Он выдохнул, облегчение сладостно заполнило его тело.
— Нет ничего такого, что я не сделал бы ради нее, чем бы не пожертвовал.
— В некотором смысле, это даже очень хорошо, — пробормотала Дева-Законоучительница. — Поскольку я не только оставлю внутри тебя зверя, но и потребую, чтобы ты покинул свою Мэри.
Рэйдж вздрогнул, надеясь, что ослышался.
— Да, воин. Ты правильно понял меня.
Смертельный холод сжал его сердце, лишив дыхания.
— Это я и предлагаю тебе, — сказала она. — Я могу преломить течение ее судьбы, сделав снова здоровой. Она больше не будет стареть, не будет болеть, сама решит, когда уйти в Забвение. И я позволю ей выбрать, принимать мой дар или нет. Однако когда я сделаю ей это предложение, она не будет тебя помнить, даст ли она свое согласие или нет, ты и твой мир станут неведомы для нее. Так же и те, кого она встретила, не будут знать о ее существовании, включая лессеров. Ты единственный будешь помнить ее. И если приблизишься к ней когда-либо, она умрет. В тот же миг.
Рэйдж покачнулся и упал вперед, на руки. Прошло много времени, прежде чем он снова смог заговорить.
— Ты и вправду ненавидишь меня.
