— Не думал, что все будет так сложно.
— Сложно? — Лейла повысила голос. — Извини, но, боюсь, я не понимаю, чем я тебе не угодила.
— Дело не в этом. Я не пытаюсь тебя оскорбить. Но моя Мэри… она человек, и я не могу пить кровь у нее.
— Так значит, она присоединится к нам в постельных утехах. Сочту за честь помочь ей и в этом.
— Э, нет… она здесь не для… Мы втроем не будем…
Господи! Рэйдж даже покраснел.
— Мэри здесь потому, что мне не нужна другая женщина, но я обязан питаться. Понимаешь?
Он выругался и встал на ноги.
— Ничего не выйдет. Я чувствую, что все это неправильно.
Лейла сверкнула глазами.
— Говоришь, тебе необходимо питаться, но ты не способен пить из ее вены. Я здесь. Я готова. Мне доставит радость дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Почему ты чувствуешь себя так неловко? Хочешь терпеть и дальше? Пока голод не поглотит тебя, ставя, между прочим, под угрозу твою супругу.
Рэйдж погрузил руку в волосы. Схватил прядь и потянул.
Лейла скрестила ноги, платье распахнулось, обнажая ее бедро. Она сидела на этой роскошной кровати, словно нарисованная, невинная — и невероятно сексуальная в то же время.
— Неужели наши обычаи выветрились из твоей головы, воин? Конечно, прошло немало времени, но как ты можешь переживать из-за моего присутствия? Это одна из моих обязанностей, исполнение которой я чту за великую честь.
Лейла покачала головой.
— По крайней мере, так было раньше. Для меня. Для нас. Все эти столетия Избранные страдали. Никто из братьев больше нас не призывал, мы оказались нежеланными, бесполезными. Мы были так рады, когда ты наконец-то к нам обратился.
— Извини.
Рэйдж взглянул на Мэри.
— Но я не могу…
— Ты больше всего беспокоишься о ней? — прошептала Лейла. — Беспокоишься о том, что она подумает, увидев тебя близ моего запястья?
— Она не привыкла к нашим обычаям.
Женщина протянула руку.
— Госпожа, подойди, сядь со мной, чтобы он смотрел на тебя, пока пьет, чувствовал твое прикосновение и запах, чтобы ты стала частью этого процесса. Иначе он откажется, и что тогда с вами будет?
Ответом ей было молчание, Мэри не пошевелилась; тогда женщина сделала нетерпеливый жест рукой.
— Пойми же: иначе он не будет пить. Ты должна для него это сделать.
— Приехали, — сказал Торман, паркуя автомобиль у парадной двери современного, элегантного дома.
Они находились в незнакомой Джону части города, где дома стояли поодаль от дороги и на приличном расстоянии друг от друга. Ворота из черного металла, ровные газоны, деревья — не просто клены или дубы, а диковинные, названия которых он даже не знал.
Джон закрыл глаза: как бы он хотел сейчас, чтобы на его рубашке хотя бы хватало пуговиц. Может, если держать руку у живота, жена Тормана ничего не заметит?
Господи… а если у них есть дети? Они же будут над ним издеваться!..
«У вас есть дети?» — не подумав, жестами показал Джон.
— Что-что, сынок?
Джон порылся в карманах и нашел сложенный листок бумаги. Затем взял шариковую ручку, быстро написал свой вопрос и развернул лист.
Торман затих и обеспокоенно посмотрел в сторону дома, как если бы боялся того, что внутри.
— У нас, возможно, будет ребенок. Чуть больше, чем через год. Моя Уэлси беременна, но у наших женщин роды протекают тяжело.
Торман покачал головой, плотно сжав губы.
— Когда ты повзрослеешь, то научишься остерегаться беременности. Она лишает нас наших шеллан. Лучше не иметь детей, чем потерять Уэлси.
Мужчина прокашлялся.
— Пойдем внутрь. Поедим, а потом я отвезу тебя на экскурсию по нашему тренировочному центру.
Торман нажал на кнопку, дверь гаража открылась, он вышел из машины. Пока Джон вытаскивал с заднего сиденья чемодан, мужчина достал из багажника велосипед. Они прошли в гараж, и Торман включил свет.
— Я оставлю твой велик здесь у стены, хорошо?
Джон кивнул и осмотрелся. Там находился микроавтобус «вольво» и… «корвет стинг рэй» 1960-х годов, с откидным верхом!
Джон не мог оторвать глаз от этой машины. Слепое обожание — вот что он чувствовал.
— Почему бы тебе не подойти к ней и не поздороваться? — тихо засмеялся Торман.
Джон бросил чемодан на пол и подошел к кабриолету.
— Прикоснись к ней. Она любит внимание.
Машина была просто восхитительна! Цвет — блестящий голубой металлик. Крыша сложена, так что Джон смог увидеть салон. Белые роскошные сиденья. Блестящий руль. Приборная панель вся в циферблатах. Он бы поспорил, что при включенном моторе машина грохочет, как гром. А если включить печку, возможно, доносится маслянистый запах…
Он взглянул на Тормана, думая о том, что его глаза сейчас, наверное, круглы, как шарики. Как бы он хотел говорить, чтобы сказать мужчине, какая особенная эта машина.
— Красотка, да? Сам ее восстанавливал. На зиму собираюсь поставить ее на стоянку, но, может, сегодня прокатимся на ней до центра? Морозно, конечно, но мы потеплей оденемся.
Джон засиял. И продолжал светиться от счастья, когда тяжелая рука мужчины легла на его плечо.
— А теперь накормим-ка мы тебя, сынок.
Торман подхватил чемодан, и они с Джоном направились к двери, рядом с которой уже пристроился велик. Прошли в дом, и до них донесся густой запах мексиканской еды, щедро приправленной специями.
В животе у Джона заурчало. Господи, он же не сможет ничего съесть. А вдруг жена Тормана расстроится?
На их пути возникла сногсшибательная рыжеволосая женщина. Футов шести ростом, с белой фарфоровой кожей, в желтом платье свободного покроя. Ее волосы были просто восхитительны: каскад волн, ниспадающих с макушки и струящихся по спине.
Джон положил руку на живот, прикрывая место, где недоставало пуговицы.
— Как дела у моего хеллрена? — спросила женщина, подставляя Торману губы для поцелуя.
— Хорошо, лилан. Уэлси, это Джон Мэтью. Джон, это моя шеллан.
— Добро пожаловать, Джон. — Женщина протянула ему руку. — Я так рада, что ты будешь жить у нас.
Джон пожал ее ладонь и быстро вернул руку на место.
— Пойдемте, ребята. Ужин уже готов.
На кухне находились шкафы из вишневого дерева, гранитная столешница и глянцевые черные электроприборы. В алькове около окна стоял круглый стол из стекла и металла, накрытый на три персоны. Все выглядело совершенно новым.
— Вы пока садитесь, — сказала Уэлси, — а я все принесу.
