Очаровательно. Но интересно. И даже может сработать. Если Евгения считает, что может безнаказанно причинять боль моей семье, она здорово ошибается. Потрепать ее как следует, чтобы и думать забыла, как устраивать мне ловушки или пытаться действовать через близких мне людей.
Вот только есть одна маленькая проблема: у меня по-прежнему нет доказательств и оснований для дуэли. Так что план Эрика отправляется Верховному под хвост, и…
– Обещай, что тоже поможешь мне, Тесса.
Он обошел меня и теперь стоял сзади, наклоняясь к самому уху. Руки замерли над моими плечами, пальцы почти касаются рукавов. Почти – нет повода отшвырнуть его в сторону. Эрик замер рядом, словно ожившее изваяние ненормального скульптора.
– За познавательную лекцию о дуэли?
Обернулась и снова оказалась с ним лицом к лицу.
– За причину, которая позволит вызвать ее на дуэль.
– И что же это?
– Сначала обещай. Обещай, что поможешь мне выяснить, как на самом деле умерла моя мать.
Я вздрогнула: таким страшным стал его взгляд.
Мертвым, холодным – только на самой глубине, увязшее в тине безумия, билось что-то отчаянно живое.
– Я не стану тебе ничего обещать, пока не увижу…
– Пойдем.
Он раскрыл ладонь, тонкую, по-женски хрупкую, с изящными пальцами.
Руки не приняла, но кивнула, соглашаясь следовать за ним.
Коридоры – длинные, бесконечные, протянувшиеся сквозь чрево замка, привели в дальнюю его часть. Здесь было невыносимо холодно, но тратить время на то, чтобы подниматься наверх, я не собиралась. Впрочем, о холоде каменных стен вскоре пришлось позабыть: мы вышли на улицу и оказались по другую сторону Шато ле Туаре. За расчищенными дорожками, вдалеке, особняком расположились постройки для слуг. Мы обогнули их слева, и перед нами раскинулся небольшой сад. Симпатичные газоны, уютные скамейки. Часовня, а рядом с ней – вход в фамильный склеп Эльгеров.
Скорбящий светлый склонил голову перед дверью, колонны, вырастающие из мрамора, поддерживали своды.
Эрик толкнул кованые решетки, потянул на себя тяжелую дверь.
Вперед шагнула без колебаний: не мне бояться смерти.
И мертвых.
Внутри было светло: сквозь огромные окна солнце расплескалось по мрамору и саркофагам. Миновав центральную залу, мы оказались у очередной лестницы, уводящей под землю. Через десяток ступеней она повернула, и мрак сомкнулся за нашими спинами, приходилось держаться за стену, чтобы не полететь вниз. Или, чего доброго, на Эрика. Меньше всего мне хотелось снова оказаться в его объятиях.
Однако стоило нам спуститься – над головой вспыхнул магический светильник.
Мой провожатый достал ключ и отпер кованую решетку, ведущую в левую залу. Крышка одного из саркофагов была сдвинута едва заметно, приоткрывая маленький уголок.
– Поможешь? – Эрик кивнул.
Я пожала плечами, и вихри тьмы захлестнули тяжелую плиту, вскинули вверх, а после аккуратно выложили на пол. Внутри в груде костей и тлена темнели какие-то тряпки – измятый бесформенный куль. Эрик погрузил в него руки, а потом потянул наверх и вышвырнул к моим ногам, подняв облачко праха и пыли. Я стояла, не в силах пошевелиться или сдвинуться с места.
Нет, мертвые меня не пугали, равно как и неуважение к памяти предков.
Но на полу сейчас валялось существо, отдаленно напоминающее человека, – с раскрытыми во всю ширь глазами и залитым слезами лицом. Разорванное и перепачканное платье, волосы растрепаны, расцарапанный лоб и сбитые костяшки.
Эрик наклонился, развязал стянутые за спиной запястья и выдернул тряпку у нее изо рта.
И тогда женщина зарыдала, цепляясь за мой подол – судорожно, скрюченными пальцами, как поднимающаяся из могилы кукла. Лишь когда слезы иссякли, из горла вырвался сдавленный крик. А следом за ним – мольба.
– Мадам… – прохрипела Натали. – Мадам… пожалуйста… помогите!
48
Евгении не оказалось в музыкальном салоне. Равно как и в гостиных, где не успевшие еще разъехаться и успевшие уже проснуться гости развлекались как умели: дамы – светскими разговорами или пением, мужчины – беседами о политике. Все замолкали, стоило мне заглянуть и поздороваться. Те, кто еще недавно искал возможности со мной потанцевать или пообщаться, те, кто вчера улыбался и поздравлял, теперь смотрели с опаской. Словно за спиной у меня уже стояла армия зомби, которых я собиралась ввести в высшее общество Вэлеи по всем правилам этикета. Впрочем, до них мне не было дела.
Графиня нашлась в своих покоях. Меня явно не ждали, потому что двери оказались не заперты – ни ведущая в комнаты, ни та, что между спальней и гостиной. Евгения готовилась к выходу: с распущенными волосами, в тонкой бледно-голубой сорочке и таком же халате в пол, сидела у зеркала и даже не пошевелилась, когда я вошла.
– Где тебя носит, Обри?
– На горничных полагаться опасно.
Евгения повернулась бесшумно и стремительно. Поднялась. Мягко, словно вобравшая когти дикая кошка, ступая по ковру, подошла и остановилась рядом. Босиком она была ощутимо ниже меня. Обманчиво-хрупкая и невинная. Впрочем, исходящий от этой красоты холод и опасность таились в самой глубине глаз – на дне, где ворочалась ледяная злоба, выпотрошившая ее душу. Я не интересовалась ее прошлым, почему она стала такой. Не всему есть причины, и не мне их искать.
– Вы совсем обезумели? Полагаете, что можете врываться ко мне?
– Не больше, чем вы. Сколько вы заплатили моей горничной?
Не далее получаса назад, рыдая у меня в ногах, Натали созналась во всем. Умоляла ее пощадить, клялась, что не подозревала о ловушке. Якобы думала, что должна только украсть алаэрнит, а потом передать его проверенному человеку, который поможет ей сбежать. Евгении даже не пришлось использовать внушение – она просто подкупила ее, не стала даже ставить ментальные блоки. Понадеявшись на Альмира, который должен был избавиться от корыстной служанки. Да и зачем напрягаться, если от моей горничной не осталось бы даже праха.
– Я не вышвырну вас из комнаты только из уважения к графу, который по вашей милости…
От пощечины голова Евгении мотнулась назад. Рот раскрылся, но с губ не сорвалось ни звука, словно она не могла поверить в то, что произошло. Приложив ладонь к наливающейся алым щеке, кузина его величества смотрела на меня, и все слова, которые мне довелось слышать благодаря подарку лорда Фрая, сейчас отражались в сощуренных небесно-голубых глазах. Обещание заняться Иваром. Злорадство по поводу Винсента и Луизы. Холодное равнодушие, отведенное Натали и Софи. Но ярче всего было утонувшее в подушках лицо Анри с заострившимися чертами. Оно стояло у меня перед глазами, выжигающий мужа жар врывался в легкие с каждым вздохом, его боль струилась в каждой черной прожилке обручального браслета.
