Я кивнула. Собирается он меня отпускать или нет?
Взгляд мужа скользнул по моему лицу, задержался на алаэрните.
– Тебе нужно возвращаться к практике. Немедленно.
Меня бросило в холодный пот, пальцы мелко затряслись. Я сглотнула ставшую неожиданно вязкой слюну: при мысли, что снова придется погрузиться во тьму наяву, в ушах застучали маленькие молоточки, отголоски пульса заметались по горлу.
– Давайте хотя бы до утра подождем?
– До утра подождем, – легко согласился он, но руки так и не разжал.
Не сказать, что это было удобно… нет, это точно неудобно. Он слишком близко, слишком сводит меня с ума, а я прижимаюсь к нему в одной тонюсенькой сорочке. До добра такое не доводит.
– Отпустите меня.
– Зачем?
Нет, он еще и издевается! Я рыбкой скользнула ниже, ушла под его локоть и… застряла. В смысле Анри сделал так, чтобы я застряла, – теперь верхняя половина меня торчала из-под его локтя, откуда открывался прекрасный вид на спину мужа, посеребренную лунным светом стену и уголок подушки, а нижняя тесно прижималась к его бедру: горячему, как каминная решетка. Его запах – запах родного мужчины – сводил с ума, направляя мысли совсем не в то русло. Интересно, от благоухания лаванды меня теперь всю жизнь в жар бросать будет? А когда зацветут поля, придется с бельевой прищепкой на носу ходить? Додумать никак не получалось, на смуглой коже пряный аромат горчил, сливаясь с тонким послевкусием шоколада. Широкая линия плеч, сильные руки, узкие бедра… Истинно мужская, сильная красота. Тот, кто ее создал, явно не подумал обо мне. Насколько сейчас было бы легче, окажись граф де Ларне невысоким, тщедушным хлюпиком. Лысым, с кривыми короткими ножками, как если бы все детство провел на бочке. И с пузом, как у Уитмора!
– Удобно? – весело поинтересовался супруг.
Я стукнула его по спине, насколько позволял замах.
– Ай.
– А будет ай-ай-ай, – честно предупредила я. – Если сейчас же не отпустите.
– Неужели рука поднимется?
– И даже нога, – добро пообещала я и в подтверждение своих слов попыталась его лягнуть. Разумеется, только нелепо дернулась.
– Сама же меня позвала.
Мог бы и не напоминать.
– Это было во сне. Вы отдаете себе отчет в том, что делаете во сне?
– Сны – отражение реальности. А я пришел, чтобы исполнить любое твое желание, как аарадж…
Я представила Анри, дымком выплывающего из носика потертой временем железяки, пару сотен лет провалявшейся в раскаленных песках. В чалме поверх выгоревших до белизны волос, поигрывающего твердыми мышцами, складывающего ладони на груди. Низким, с хрипотцой, голосом сообщающего, что теперь подчиняется мне до конца дней, – и расхохоталась. Смеялась так, что на глазах выступили слезы, а в носу защипало.
Он позволил сползти на подушки, склонился надо мной. И было в его взгляде что-то такое, что ни понять и ни объяснить словами. Только почувствовать. Но чувствовать рядом с ним?.. Мне не стоило смотреть ему в глаза, и я это прекрасно знала. Помнила, как быстро они затягивают – как медовый омут опьяненную дурманящей сладостью осу. И все-таки смотрела, не могла оторваться, погружаясь все глубже и глубже. Сама не поняла, кто из нас кого поцеловал: просто приподнялась на локтях, а он скользнул вниз. Провела по его губам кончиком языка, вспоминая вкус, – свежесть мяты, перебивающей непривычную горечь какого-то травяного настоя. Горячие… какие же они горячие, жесткие, подчиняющие и нежные одновременно. Лишающие последних сил в битве… Битве с кем? Разве что с собой. Я разомкнула губы, подчиняясь напору его языка, и задохнулась от жара, вливающегося в меня через бесконечно исступленный поцелуй.
Пальцы тонко подрагивали, когда Анри накрыл мои плечи ладонями и мягко потянул на себя. Теперь мы целовались сидя: сорочка бесстыдно задралась, и я скрестила ноги за его спиной, словно опасаясь того, что могу передумать. Наверное, сейчас еще могла, но не спустя миг – когда привычно светлые глаза мужа потемнели, словно вобрали в себя часть моей тьмы. Невероятно оторваться и невозможно противиться. Поцелуй оборвался хриплым выдохом, что скользнул по губам и по шее коротким сладким ожогом, горячей волной прокатился по телу. Я выгнулась в огненном кольце объятий, вжимаясь в Анри и чувствуя, как под тканью штанов наливается силой его желание.
Тяжесть ладоней на краткий миг сменилась легкостью пустоты, чтобы тут же продолжиться лаской. Его пальцы путались в моих волосах, скользили по спине и пояснице, жгли даже сквозь сорочку. Губы на шее и неуловимо-тонкое, дразнящее прикосновение к ключице.
– Вы… – хрипло выдохнула я. – Вы самый…
– Самый? – от вопроса, прокатившегося по коже бархатом, внизу живота разгоралось пламя. Анри губами коснулся края напряженного до боли соска через тонкую ткань, которая смягчила и без того легкий укус. Воздух в комнате неожиданно кончился, несмотря на щипавшую разгоряченную кожу прохладу. Наслаждение пронзило грудь, и когда его пальцы сомкнулись на втором, забыла, что хотела сказать.
Судорожно втянула воздух рывком, запрокинула голову, подчиняясь. И стекла на простыни бессильной куклой, когда он уложил меня на спину. Такого не должно было быть: не с нами и не сейчас, но я закинула руки за голову, вцепившись в подушки. Магия армалов, чтоб тебя, древняя, древнее некуда. Наверное, я сходила с ума, потому что, когда Анри потянул сорочку наверх, бесстыдно развела бедра. По его руке от обручального браслета побежали тонкие золотые нити, но удивиться я не успела – дорожка поцелуев потекла от ключиц к груди, заставляя всхлипывать и выгибаться. Дышать получалось через раз.
Упоительно-сладкий вдох.
Пока горячие пальцы мучительно долго играют с соском, подбираясь к затвердевшей горошине, чтобы отступить, едва раздразнив коротким острым наслаждением.
Выдох.
И то же самое этот жестокий мужчина творит со второй грудью, заставляя метаться по намокшим от пота простыням, проклиная тот день, когда вообще решилась сунуться на бал к Уитморам. Сердце не просто билось, оно рвалось на волю, запертое внутри меня, как птица в клетке.
– Тереза…
Его голос сам по себе откровенная и бесстыдная ласка.
Легко касающиеся живота губы охлаждали вспышки укусов, спускались ниже и ниже, а когда пальцы скользнули по внутренней поверхности бедер, перед глазами все поплыло. Теперь я ловила воздух ртом, всхлипывая и подставляясь под бесстыдные, но такие упоительно-жаркие ласки. Серебро луны отступило, не в силах справиться с рассыпающимися от нас золотыми искрами. С браслетами творилось нечто невероятное, но что творилось с нами? Все яростней, горячее – до самой вершины блаженного неистовства, когда не остается сил даже кричать. Я вскинула бедра, понимая, что не хватает самую капельку: его во мне.
– Граф, – позвала в каком-то полузабытье, чуть не обожглась именем, но все-таки вытолкнула, тихо. Наяву. – Анри…
