– И ты сейчас идешь к нему домой? Можешь дать адрес?
– Он живет в оранжевом доме в начале Фолькунгагатан. На двери написано «Сандстрём».
Ванья замолчала, и Хуртиг услышал, как она с кем-то здоровается.
– Мне пора, – сказала она, и через секунду разговор прервался.
Хольгер Сандстрём, подумал Хуртиг.
Айман
Квартал Вэгарен
Рейс задержали на несколько часов из-за сильного ветра в Сконе, и когда Айман приехала домой, уже успело стемнеть.
Она уже собралась отпереть входную дверь, как из соседской квартиры послышался шум. Звон разбитого стекла, которому предшествовал глухой удар; Айман подошла к окну, чтобы посмотреть, что происходит.
На какое-то мгновение ей показалось, что в прихожей кто-то шевелится. Краем глаза Айман заметила тень на стене, и у нее появилось дурное предчувствие.
Почему-то она подумала про Бегемота и снова поспешила к своей двери. Едва войдя в прихожую, она позвала кота.
Обычно он сидел там на полу или на подоконнике в кухне, дожидаясь ее, но сейчас его не было, и Айман пошла дальше, не сняв обуви.
Кота не было ни в кухне, ни в спальне.
Когда его не оказалось ни в гостиной, ни в туалете, ни в кабинете, Айман охватил страх.
Что я за дура, оставила его одного, подумала она, и тут из шкафа в прихожей донеслось приглушенное мяуканье.
Дверь была приоткрыта, и Айман открыла шкаф.
На верхней полке лежал Бегемот, пристально глядя на нее единственным желтым глазом.
Это был он – и все же не он.
Покормив кота и распаковав сумку, Айман прошла в гостиную и села к биноклю. Ей было одиноко.
Сегодня суббота, на улице внизу множество народа.
Она пошарила видоискателем между людей, собравшихся у пивной, от нарядных накрашенных молодых женщин до изможденных попрошаек с протянутой рукой. Поток человеческих потребностей.
Вдруг в окуляре возникло знакомое лицо, и Айман подкрутила зум.
Пол. Айман задумалась – что он здесь делает? Пол неподвижно стоял в потоке людей, уставившись перед собой.
Постояв так, он плотнее запахнул куртку, перешел улицу и исчез.
Хуртиг
Квартал Крунуберг
Тайна может обернуться доверием. Бремя, которое ты обещал разделить с другим. Но может быть и озарением, подаренным судьбой. Чем-то, что само падает тебе в руки.
Хуртигу понадобилось меньше минуты, чтобы выяснить, что Хольгер Сандстрём владеет квартирой на Фолькунгагатан, и ему стало плохо при мысли, что Ванья направляется на встречу с Симоном.
Симон, он же Голод, как подсказывала ему интуиция, может быть еще и убийцей.
Но по-прежнему – никаких доказательств. Только предчувствия.
И сильнейшее подозрение, что Симон может оказаться сыном Хольгера Сандстрёма.
И в этом случае – братом или сводным братом Ваньи.
По сведениям, Хольгер унаследовал от матери квартиру стоимостью приблизительно четыре миллиона крон. За такую сумму можно купить небольшую деревушку где-нибудь в окрестностях Квиккъёкка, подумал Хуртиг. Или хороший дом к северу от Упсалы. Но обитатель Сёдермальма получил стандартную трешку – площадью поменьше, чем гараж его родителей, и побольше, чем дровяной сарай.
Хуртиг не хотел, соблюдая технику слежки, обращаться с вопросами к Хольгеру, чтобы узнать, не его ли сын живет в квартире, но понял, что спросить придется: порыскав в интернете, он выяснил, что никакой Симон Сандстрём в Сёдермальме не зарегистрирован.
Хольгер был на пробежке, и его голос звучал немного сдавленно. Хуртиг перешел прямо к делу, и Хольгер подтвердил, что у него есть сын, который живет в бабкиной старой квартире на Фолькунгагатан.
– Что он натворил? – спросил Хольгер.
– Ничего. Мы просто хотим поговорить с ним.
Хольгер не стал задавать встречных вопросов, и Хуртиг решил съездить на Фолькунгагатан с Шварцем и Олундом. Сегодня же вечером.
Прежде чем закончить разговор, Хуртиг попросил Хольгера не звонить сыну и не сообщать, что с ним хочет поговорить полиция.
– Мне дела нет, – ответил Хольгер. – Он уже столько раз позорился.
Если бы Йенс Хуртиг знал в эту минуту, что произойдет в течение ближайших двух часов, он бы сам захотел, чтобы Хольгер Сандстрём позвонил сыну.
Иво
Патологоанатомическое отделение
То, что волосы и ногти продолжают расти после смерти, – это миф. Он объясняется дегидрацией, высыханием тела. Кожа съеживается, и все, что из нее растет, становится заметнее.
Опровержение мифа о самостоятельном росте волос и ногтей может ввести в заблуждение и заставить думать, что судмедэксперту сложно определить, сострижены ли ногти до или после смерти.
Это не так. В случае Йона Ингмара Густафсона Иво сразу заключил, что ногти стриг не сам Густафсон. Чтобы заметить это, не нужно даже быть криминалистом, и Иво злился на халтурщика, который обследовал тело спустя рукава.
Фотографии со вскрытия были разложены на столе; Олунд вопросительно смотрел на Андрича.
– Что думаешь?
– Ногти на правой руке не стрижены, – заговорил Иво, – тогда как на левой их кромсали настолько небрежно, что это причинило бы значительную боль в случае, если бы человек был жив во время подобной операции. Это произошло не по доброй воле, так что вопрос о том, когда были сострижены волосы, представляется бессмысленным.
– Тогда можно с большой уверенностью говорить, что это убийство, – сказал Олунд.
– Ну, он мог покончить с собой, а потом кто-то остриг ему ногти и отправил вам, но я полагаю, вы считаете, что такое объяснение – это мимо реки по воду ходить.
– Мимо реки – по воду? – Олунда, казалось, позабавил этот оборот. – Да, к этому мы и придем.
Смерть дело личное, у разных людей она выглядит по-разному.
Хуртиг
Квартал Вэгарен
Поток машин на Фолькунгагатан был плотным. Хуртиг сцепился с мотоциклистом, который с ослиным упрямством пытался объехать его с внешней стороны. На Эстгётагатан загорелся красный, но мотоциклист – либо суицидник, либо просто придурок – продолжал ехать вперед, и его едва не расплющило повернувшее налево такси.
– Жалко, что таксист промахнулся, – заметил Шварц и произнес короткую речь о положительном влиянии естественного отбора как на водителей автомобилей, так и на городских мотоциклистов. – Шлем тоже делает свое дело, – продолжал он. – Люди, кажется, считают себя бессмертными только потому, что у них вокруг черепа два миллиметра пластмассы.
Они направлялись к Симону, и помимо Шварца с Хуртигом был Олунд. Хуртиг не знал, действительно ли им необходимо ехать втроем, но опасался, что Симон может оказаться убийцей, и потому рассудил: лучше перестраховаться, чем провалить дело из-за нехватки помощников.
