Если говорить о программном обеспечении, очень часто пользовательские лицензии содержат ограничения на число копий, которые я могу у себя установить, вплоть до того, что эти ограничения вступают в действие, если у меня имеется несколько компьютеров, и я хотел бы установить какой-то софт на каждом. Иногда это контролируется специальным модулем устанавливаемой программы, но очень часто (если не всегда) те программы, которые, как нам кажется, мы приобрели в собственность, содержат еще и дополнительные модули, которые шпионят за нами, и посылают информацию своим настоящим хозяевам во время каждого нашего выхода в интернет.
О том, что наша память перестает нам принадлежать, говорили уже многие – по крайней мере, память «внешняя», фотографии, письма. Еще недавно трудности носили, главным образом, технический характер, сводясь, грубо говоря, к трудности прочитать старую дискету или флэшку на новом компьютере. Но теперь все чаще место хранения нам не принадлежит вообще – согласитесь, надо быть очень склонным к самообману, чтобы воображать, что память, выделенная нам Гуглом или Фейсбуком для хранения дорогих нашему сердцу реликвий действительно нам принадлежит. Мало того, что мы можем неожиданно и безо всякой ошибки со своей стороны лишиться к ней доступа в результате хакерской атаки или сбоя системы, неясно еще, что с ней произойдет, если сам провайдер прекратит существовать в силу превратностей рынка. «И где все это?» – сакраментальный вопрос, пустое сотрясение воздуха. За исчезновение ведь никто не отвечает. А нас последнее время все больше соблазняют еще более сомнительной идеей «облачного» хранения персональной информации. «Облачного» – т. е. распределенного, но, разумеется, без четкого распределения ответственности.
Конфликт между инстинктивным ощущением «себя» и требованиями закона о копирайте неизбежно ведет к конфликту, т. е. к нарушению закона и попыткам наказать нарушителей. В этом конфликте автор этой заметки не принимает чью-либо сторону – он просто анализирует ситуацию. Кто прав, кто виноват, вопрос, конечно, существенный, но прежде чем его решать, следует разобраться, что происходит.
Воровать – плохо, но не следует удивляться тому, что в стране, где население умирает от голода, будут воровать. Не следует удивляться тому, что воровать будут люди, которые чувствуют себя обворованными сами.
Может быть, стоит напомнить именно здесь, что законы о копирайте, это вовсе не законы о праве авторов на справедливое вознаграждение. Авторы тоже чувствуют себя обворованными. Даже знаменитости в области шоу-бизнеса получают незначительную долю того, что получают компании, вынуждающие авторов передавать им свой копирайт. В более близкой мне научной области я недавно был поражен тем, что почтенное научное издательство «Elsevier» требует от авторов сумму в 3000 долларов за то, чтобы их собственная статья находилась в открытом доступе. Разумеется, в науке авторам давно уже никто не платит гонораров.
Все это, впрочем, цветочки, так что давайте лучше вернемся к куда более острому вопросу вторжения законов о копирайте в область нашего распоряжения собственной личностью и собственным телом, т. е. «habeas corpus», и посмотрим, какие нас здесь ожидают перспективы.
Перескочим, как через малосущественное, через правила создания личных страниц в социальных сетях, где действует принцип, кто первый застолбил какое-либо имя, тот им и пользуется. Имена уже давно не наши. Займемся все-таки вопросом прямого вторжения технологий и связанных с ними законов о копирайте.
Приходилось вам слышать о генетическом программировании? Наверное, только в применении к «выращиванию» компьютерных программ методами, напоминающими биологическую эволюцию? Что-нибудь из Википедии, вроде «Программа должна быть закодирована в таком виде, чтобы легко было автоматически вносить случайные изменения (оператор мутации) и объединять два алгоритма в один (оператор скрещивания)».
Слышали вы, наверное, и про генную инженерию, но совершенно в другом контексте – ну как же, генетически модифицированные организмы, ГМО. «Это определение может применяться для растений, животных и микроорганизмов. Генетические изменения, как правило, производятся в научных или хозяйственных целях. Генетическая модификация отличается целенаправленным изменением генотипа организма в отличие от случайного, характерного для естественного и искусственного мутагенеза».
Может быть, приходилось слышать и о попытках создания компьютеров, основанных на использовании свойств ДНК и РНК. «Метод ДНК позволяет сразу сгенерировать все возможные варианты решений с помощью известных биохимических реакций. Затем возможно быстро отфильтровать именно ту молекулу-нить, в которой закодирован нужный ответ».
А теперь давайте подумаем, как все это выглядит в комплексе, вместе – ну и еще с учетом «копирайта» на программное обеспечение.
Неясно, увенчается ли успехом идея создавать компьютеры на базе ДНК или РНК. Но идея применять на субклеточном уровне достижения программирования, несомненно, вполне осуществима и активно изучается. Области применения этой идеи многообразны. Одна из возможных областей – генная инженерия. Не только в применении к растениям и животным, но и к людям. Как всегда в подобных случаях упоминаются наиболее благородные мотивы – продление жизни, лечение тяжелых болезней. Если взять у больного его собственные клетки и должным образом генетически модифицировать, они не будут отторгаться его собственной иммунной системой. А при этом у диабетиков они могут начать вырабатывать инсулин, какие-нибудь другие гормоны у больных какими-нибудь другими болезнями.
На программный продукт давно уже распространились законы о копирайте. Вполне естественно, если они будут применяться и к программируемым генетическим изменениям. «Copyright» снова оказывается в конфликте с «habeas corpus». Получается, что подвергшиеся спасительному воздействию клетки не являются моими, они просто даны мне в пользование владельцем копирайта…
Кто-то, может быть, думает, что подобное генетическое вмешательство окажется чем-то исключительным и будет применяться только в редких случаях. Скорее всего, как только какая-то процедура окажется по-настоящему освоенной, все будет ровно наоборот. Она будет применяться как можно более широко, но при этом владельцы копирайта будут настаивать на максимально жестком соблюдении законов. Не все опасные болезни, тот же диабет, являются редкими. И почему надо думать, что программируемые генетические изменения будут применяться только для лечения серьезных болезней?
Спору нет, сейчас на пути использования программируемых генетических изменений закон ставит много препятствий, но как только процедуры станут доступными, и заинтересованных – достаточно много, препятствия, скорее всего, падут.
Почему бы не использовать программируемые генетические изменения для выращивания волос у лысых? Модификации цвета кожи? Изменения пола без хирургического вмешательства?
Программируемая генетика – быть может, дело и не столь уж близкого будущего, хотя конфликт нашего базового инстинкта – владения собственным телом, и копирайта, здесь наиболее очевиден.
Но более элементарные «дары данайцев», благодаря которым «habeas corpus» и «copyright» оказываются в неразрешимом конфликте, уже заняли свое место в повестке дня.
