– Даже это вас не смутило?
– Нельзя забывать, что нам тогда было лет по двадцать. Нас переполняли военная романтика и истории о борьбе добра и зла, о победе социализма над капитализмом. К тому же среди нас ходили рассказы о 1956 годе, когда нашу дивизию отправили на передний край в Будапешт. За пару дней она якобы потеряла почти треть своего состава. У нас было ощущение, что нас ждет нечто подобное.
– Как вы были оснащены?
– Мы получили боевые патроны – каждый по 255 автоматных патронов, треть – трассирующие для ночной стрельбы, остальные – классические. К этому – по две гранаты, так называемые лимонки (F-1). Разведка получила еще противотанковую гранату. У меня было свое связистское оснащение – средства для расчета координат стрельбы, алюминиевый столик и лампочка с батареей для работы ночью. А еще автомат, нож, противогаз, магазины, полевая сумка и вещмешок.
– Где и как для вас началась операция «Дунай»?
– В ночь с 20 на 21 августа 1968-го, так же как и для большинства остальных. Нас погрузили в большой транспортный самолет Aн-12 и в четыре часа утра московского времени отправили в Прагу. Перед самым отлетом нам сообщили, что первым вылетел самолет с разведчиками. Если бы руководство пражского аэродрома «Рузине» отказалось сотрудничать, им было приказано прыгнуть с парашютом и обеспечить бесперебойное приземление подразделений.
В Праге
– Полагаю, вам в «Рузине» сопротивление никто не оказывал…
– Нет, приземление в Праге прошло без проблем. Под рев двигателей нашего огромного самолета мы выскочили наружу. Вспоминается одна смешная история: мы проталкиваемся наружу, наш командир пытается перекричать двигатели, и вдруг ветер срывает с него фуражку. Она весело скачет под крыльями самолетов. Командир мне кричит, чтобы я ее принес, и я вместо решения боевой задачи начинаю гоняться по аэродрому за фуражкой. Когда метров через пятьсот я ее наконец-то поймал, у меня появилось время оглядеться кругом.
Советские десантники на пражском аэродроме «Рузине». Август 1968 года
(Из личного архива Б.В. Шмелева)
Нигде не стреляли, на крыше аэропорта мы увидели нашу разведку. На взлетно-посадочную полосу садились все новые самолеты, их были десятки. Из них выезжала боевая техника. Самолеты сразу убирали в сторону, чтобы могли садиться следующие. Весь аэродром заполнило зеленое море военных машин и техники, затянутой брезентом. Некоторые машины мешали друг другу, так что возникали пробки и заторы.
– Какие были конкретные задачи у вашего подразделения?
– Сначала мы оставались в аэропорту, где обеспечивали приземление следующих подразделений. У меня до сих пор сохранились список и координаты потенциальных целей. На нем было 105 точек – Генеральный штаб, министерство обороны, Пражский град, телевидение, посольства СССР, США и других стран, студенческие общежития, университет, парламент, редакция газеты «Млада фронта», больницы, тюрьмы и прочее. Позже нас перевели ближе к центру. Потом мы передвигались между центром и «Рузине» – несколько дней проводили там, а потом возвращались обратно.
Советские десантники в центре Праги. Август 1968 года
(Из личного архива Б.В. Шмелева)
– Была ли для вас неожиданностью реакция местных жителей?
– Была. Такого резкого и массового сопротивления мы не ожидали. Было очевидно, что люди не понимают, зачем мы приехали. Не ожидали мы и их спокойных, но настойчивых аргументов, почему нам здесь не рады и почему наша помощь никому не нужна… На заборах и стенах домов появлялись надписи, направленные против нас: «Оккупанты, уезжайте домой», «Это наше дело», «Москва – 2000 км» и т. д. На меня очень подействовала листовка, написанная по-русски, где пражане призывали нас задуматься, почему люди не приветствуют нас, как в 1945 году.
– Это как-то на вас повлияло?
– Первые две недели открыли нам глаза. Мы поняли, что положение в ЧССР совсем не такое простое, как нам говорили политруки. Мы оказались тут незваными гостями.
– Как вы с этим справлялись? У вас была возможность разговаривать с людьми?
– Почти нет, общение было очень затруднено. Политруки следили за нами, у них на этот счет были жесткие инструкции. За каждым из нас офицер, конечно, ходить не мог, так что иногда удавалось с кем-нибудь перекинуться двумя-тремя словами, но это нельзя назвать разговором. Как только мы хотели остановиться, командиры нас окликали.
Однажды мне удалось примерно десять минут незаметно разговаривать по рации с одним чешским радиолюбителем. Он убеждал меня, что в ЧССР нет никакой контрреволюции, и спрашивал, почему мы их оккупировали. Я его убеждал, что мы приехали на помощь. Потом разговор прервался.
Конечно, все это вызывало у нас вопросы, но «копать глубже» возможности не было. Даже образованные солдаты, готовые задуматься над тем, что видят вокруг, – к ним, с вашего позволения, осмелюсь отнести и себя, – не сумели понять ситуацию. Мы были одни, наблюдали лишь обрывки реальности и к тому же находились под давлением политруков. В конце концов мы сделали вывод, что все чехи контрреволюционеры и что правда на нашей стороне, просто контрреволюция проникла глубже, чем мы вначале думали.
– Говорят, советское командование снабжало вас прессой и листовками из Москвы…
– Так о нас прежде никогда не заботились. На нас валилось море советских газет и листовок. Сначала нас страшно интересовало, что о нас пишет советская печать, как родина ценит наш героизм. Но статьи оказались странные, утомительные, какие-то торжественные и абсолютно не соответствовали реальности. Они были о том, как якобы радуются нашей помощи чехи и словаки и как горячо нас приветствуют. Забавнее всего были тексты про то, как чешские девушки влюбляются в советских солдат… Сначала мы это читали, но потом нам надоело.
– Какое впечатление произвела на вас Прага как город?
– Я родился, вырос и жил в Москве, считавшейся «витриной развитого социализма». И все равно разница между Прагой и Москвой бросалась в глаза – конечно, в пользу чехословацкой столицы. Архитектурный и культурный уровень был выше. Люди лучше одевались, город выглядел более цветным и ярким. Дома чистые и ухоженные, многие из них казались новыми, хотя и простояли десятки лет. Дворики были в хорошем состоянии, улицы опрятные.
Из фотоальбома Йозефа Коуделки «Вторжение 1968»
