На проводах перед отъездом в эмиграцию. Москва, февраль 1977 года. На заднем плане, в центре – Лариса Богораз
(Из личного архива Л.М. Алексеевой)
Однако, когда в 1967 году органы арестовали моего друга Александра Гинзбурга, муж одной моей подруги, Борис Шрагин
[207], написал письмо в его защиту и показал мне. Письмо мне понравилось, и это заставило меня задуматься. Я понимала, что открыто подписать письмо – это совершенно другое дело, чем то, чем я занималась до сих пор. У меня было двое детей, и я знала, что, скорее всего, я потеряю работу, а теоретически меня могут и посадить, хотя за подписи не сажали. Целую ночь я продумала и промучилась над этим. Наконец к утру я пришла к выводу, что у моих детей есть не только желудок, но еще душа и сердце и что для них очень важно, чтобы их мать жила в ладу со своей совестью. И что, если произойдет самое худшее, они сумеют выдержать все возможные напасти и нужду. Так оно и случилось. Я подписала письмо, лишилась работы, мы перебивались с хлеба на воду, дети видели мясо один-два раза в неделю, ходили в старой потрепанной школьной форме, но мы это пережили и никогда об этом не жалели. Думаю, что Наташа в августе 1968 года рассуждала так же. Проще говоря, чаша терпения переполнилась. Я уверена, что сыновья никогда ее за это не упрекали. Меня мои сыновья, слава богу, тоже не упрекали.
– В своих воспоминаниях Вы пишете, что 1968 год и разгром Пражской весны стали для советских диссидентов переломным моментом. В каком смысле?
– После ввода войск в Чехословакию мы окончательно утратили иллюзии. Мы перестали верить режиму, мы поняли, что у социализма не может быть человеческого лица. Только самые закоренелые из нас, такие как, например, Рой Медведев, продолжали в него верить. Между нами и коммунистами вдруг разверзлась пропасть, которую уже невозможно было преодолеть.
«Пара минут свободы»
Беседа с Натальей Горбаневской
Наталья Евгеньевна Горбаневская (1936 – 2013) – поэт, переводчик. Родилась и жила в Москве, в 1953-м поступила на филологический факультет МГУ. Со второй половины 1950-х пишет стихи; входила в круг молодых поэтов, близких к Анне Ахматовой: И. Бродского, Дм. Бобышева, Е. Рейна. Лирические стихотворения Горбаневской распространялись в самиздатских списках; несколько стихотворений было включено в самиздатские альманахи «Синаксис» (1959 – 1960) и «Феникс» (1961, 1966). В 1964-м окончила Ленинградский университет, работала корректором в московских издательствах, публиковала переводы из польской, французской и испанской поэзии. Во второй половине 1960-х активно включилась в возникающее протестное движение. В апреле 1968-го создала «Хронику текущих событий» – машинописный информационный бюллетень, вокруг которого консолидировались советские правозащитники, подготовила и выпустила первые десять номеров «Хроники». 25 августа 1968-го участвовала в «демонстрации семерых» – самом известном акте протеста против вторжения в Чехословакию: была задержана вместе с другими участниками, но в тот же день отпущена. Составила документальный сборник «Полдень» (1969), посвященный этой демонстрации и суду над демонстрантами; сборник распространялся в самиздате, был опубликован за границей и переведен на многие языки. В мае 1969-го вошла в состав Инициативной группы защиты прав человека в СССР – первой независимой правозащитной ассоциации в стране. В декабре того же года была арестована по обвинению в «клевете на советский строй» (ст. 1901 УК РСФСР), признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение в психиатрическую больницу «специального типа»
[208] в Казани. Освобождена в феврале 1972 года.
В 1975-м Горбаневская вместе с двумя своими сыновьями эмигрировала из СССР. Поселилась в Париже, работала в эмигрантских газетах и журналах («Континент», «Русская мысль»). С 1990 года публикуется в России; в частности, в 2007-м здесь вышел сборник «Полдень»
[209]. В России вышло также несколько ее поэтических сборников.
Наталья Горбаневская
(Фото Карела Цудлина)
Американская певица и автор песен Джоан Баэз в 1976 году посвятила ей песню «Наталья».
– Как, собственно, становятся диссидентами?
– В моем кругу – кругу московской интеллигенции, переводчиков и поэтов – это как-то само собой разумелось. Большинство друзей, как ровесников, так и тех, кто был старше и намного моложе, воспринимали происходящее так же, как я. Я чувствовала себя не диссиденткой, а членом маленькой смелой группы, стоящей посреди молчащего большинства.
Бок о бок с нами жили люди, которые хотя к моему кругу и не относились, но отлично знали и понимали, что происходит в СССР. Просто они не хотели идти на конфликт с режимом. Тогда в Москве, по-моему, все читали самиздат. Был даже такой популярный анекдот: бабушка заставляет внука перепечатать на машинке «Войну и мир», потому что книги он не читает, а читает только напечатанное на машинке. Это было нормально. Не забывайте, что в 62-м году в журнале «Новый мир» совершенно официально появился «Один день Ивана Денисовича» и многие другие вещи.
– Однако советский тоталитарный режим не отказался от репрессий, и власти арестовывали людей за хранение запрещенной литературы и жестко пресекали любые признаки несогласия. Подавляющее большинство ваших соотечественников на демонстрации не ходило, смелости не хватало.
