— В маленькой гостиной храпит Геннадий. В большой спит домработница Балабановой. Где Юрий?
Я развела руками.
— Где-то в доме.
Александр Михайлович стукнул кулаком по столу.
— Он в детской! У Маши!
Мне стало смешно.
— Манюня давно взрослая. Вполне естественно, что у нее появился любимый человек. И слава богу! А то я уже волноваться начала, как бы она не посвятила свою жизнь собакам-кошкам-хомячкам.
Дегтярев задохнулся от возмущения.
— Ты не мать! Ехидна подколодная! Девочка еще маленькая!
— Подколодные бывают змеи, — поправила Маша, входя в столовую, — они под камнями прячутся. А ехидна — яйцекладущее млекопитающее, которое строит защитную нору. Поэтому мусик или змея подколодная, или ехидна норная.
— Вот только лекций по ботанике мне не хватало! — заревел полковник.
— По зоологии, — улыбнулась Маруська.
— Поумничай еще тут! — пошел в разнос толстяк. — Отвечай, где он спал?
Палец Дегтярева уткнулся в Юру, который стоял рядом с Манюней.
— В моей комнате, — пояснила Маша.
— Вот, вот, вот! — заорал Дегтярев. — Молодой человек! Я, как отец Марии… то есть я не биологический папа… я больше… я ее… я… да, я ее на горшок сажал… А ты пришел и в спальне моей девочки устроился? Без спроса? Немедленно выметайся отсюда, пока я тебя не посадил за растление!
Маша рассмеялась:
— Папа Дегтярев, не нервничай. Юра спросил. Меня. Я согласна.
— А я нет! — заорал полковник. — Не готов к тому, чтобы не пойми кто с моим ребенком в одной комнате спал! Дарья, где мой пистолет?
— В сейфе на работе, — хихикнула я. — Но в библиотеке на стене висит сабля, можешь ее взять.
— И возьму! — взвыл толстяк. — И порублю наглеца в капусту! Накрошу на салат! Пущу на фарш! На тефтели! На пюре!
Продолжая вопить, Дегтярев убежал. Маша расхохоталась.
— Юра, — защебетала я, — вы не бойтесь, Александр Михайлович очень хороший человек, добрый, отзывчивый. Сабля не настоящая, из картона, и если даже полковник ею человека ткнет, «оружие» мигом сломается. Дегтярев не на вас злится, просто он не может осознать, что Маша давно стала взрослой.
— Всем привет, — сказал, входя в комнату, Маневин. — Завтрак дадут?
— Несу кашу! — крикнула из кухни Ирка.
— Лучше дайте таблеток от головной боли, — простонал Геннадий, появляясь вслед за Феликсом. — Отвечайте, только честно, чем вы меня вчера напоили? Виски производства фермерского хозяйства «Рассвет над мглой»?
— Ты уже приехал веселый, икал, — объяснила я. — Между прочим, предложил Наташе руку и сердце. Затем упал на пол и захрапел.
— Кому предложил? — попятился Погодин. — Какой такой Наташе? Где я ее взял?
— Мусик, мы же не хотели ему про это рассказывать, — напомнила Манюня. — Но раз уж ты начала… Ты увидел у нас Кузнецову, обозвал ее котлетой и попросил руку с сердцем.
— Офигеть… — протянул Погодин. — Я это сделал?
— Да! — хором подтвердили все.
Все, кроме Ирки, которая воскликнула:
— Ой, а я-то ничего не видела! Сериал глядела, самое интересное пропустила…
— И что, она согласилась? — ужаснулся Погодин.
— Не успела, — хихикнула Маша, — ты заснул.
— Елки-палки, — простонал Гена.
— Тебе не следует пить, — сказал Феликс. — Где вчера назюзюкался?
— Я не принимал ни капли! — отрезал Погодин.
— Верится с трудом, — вздохнула я. — Трезвый человек не станет так себя вести.
— Я был у Нечаева на юбилее, — изменил показания Гена, — всего-то пару порций вискаря опрокинул. Наверное, алкоголь паленый был, вот меня и развезло. Точно фальшак.
— Всем привет! — заорал Игорь, появляясь на пороге. — А вот и я! А вот и Наташа! Вчера не удалось поговорить, но сегодня, надеюсь, все срастется. Вы завтракали? Я хочу омлета с беконом, колбасой, помидорами, зеленым горошком и сыром.
Мафи, до сих пор мирно спавшая на диване, подскочила, словно ее ужалила змея, и бросилась в привычное убежище — под стол.
— Налейте кофе в мои кружки, — командовал Гарик. — Ира! Раздай их всем!
Он открыл пакет, который держал в руках, и стал вынимать оттуда кружки с пробками.
— Ну и уродство, — фыркнула домработница. — Как этой дрянью пользоваться?
— Молча, — обозлился Игорь.
— Почему на них написано «Козел»? — не утихала Ирка. — Кружки только для мужиков? Значит, хозяйке и Манюне давать их нельзя.
— Где он? — заорал Дегтярев, влетая в столовую. — Где? Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!
— Вот уж не предполагал, что ты любишь стихи Сергея Есенина, — изумился Маневин.
— Чего? — не понял Дегтярев.
— Сейчас ты процитировал строки из поэмы «Пугачев», ее написал Есенин, — растолковал мой муж.
— При чем тут Пугачев? — опешил Александр Михайлович. — Его давно осудили и отправили к месту отбывания наказания.
Маневин сел за стол.
— Если память мне не изменяет, Пугачева казнили на Болотной площади в январе одна тысяча семьсот семьдесят пятого года. С одной стороны, ты прав, это не вчера случилось, но с другой — нет, в тюрьме после приговора он не сидел.
— Не пори чушь! — возмутился полковник. — Серийный маньяк Сергей Пугачев осужден к пожизненному…
— Я говорю о Емельяне, — уточнил Феликс, — о том, кто, выдавая себя за царя Петра Третьего, поднял восстание во времена царствования государыни императрицы Екатерины Второй.
— Про него я ничего не знаю, — махнул рукой Дегтярев, — не работал по его делу…
Я посмотрела на палку с розовыми перьями, которую полковник сжимал в кулаке.
— Зачем тебе метелка для сбора пыли? Вроде ты за саблей помчался.
— Она от стены не отдиралась, — неожиданно спокойно пояснил Александр Михайлович.
В ту же секунду раздался грохот.
— Ой, в библиотеке что-то упало! — всполошилась Ира и умчалась.
— Вы котлеты? — спросил Гена, глядя на молча стоявшую у буфета Наташу. — Да, котлеты? Вы — котлеты «Счастье в доме»?
— Дежавю, — хихикнула Маша.
— Да, я снималась в рекламе этих мясных изделий, — подтвердила гостья.
Погодин сделал шаг вперед.
— Я тебя нашел! Я тебя наконец-то нашел! Не верю своим глазам! Я нашел тебя!
Феликс дернул Погодина за плечо.
— Гена, тебе сейчас лучше выпить кофе! Не говори ничего более. Не надо.
