— Буду очень благодарен, — сонно пробубнил Феликс.
Я сдернула с мужа одеяло, вытащила из-под головы подушку, провожаемая оханьем и кряхтением Маневина, побежала в холл с портфелем Дегтярева и вернулась с кейсом профессора. Ну вот, теперь у полковника не зародится подозрений, что я читала документы. Он будет уверен, что его собственность ночевала у вешалки.
Первым, кого я увидела за столом, был Геннадий.
— Смотри, — сказал он, открывая красную бархатную коробочку, — как тебе?
— Роскошная подвеска, — похвалила я, — сердце из белого золота. И размер впечатляет — кулон по объему как слива.
— Ты бы еще картошку вспомнила, — поджал губы Погодин.
— Нет, до синеглазки недотягивает, — серьезно, стараясь не улыбнуться, возразила я.
— Ты главную фишку не видела, — ажитировался Гена и нажал на украшение.
Подвеска в виде сердца открылась.
— Ух ты! — восхитилась я. — Внутри полно бриллиантов!
— Сюда вставим нашу свадебную фотографию, — пояснил Погодин.
— Наталья пока не дала согласия на бракосочетание, — напомнила я.
— Ерунда, — отмахнулся Гена, — я всегда добиваюсь своего. Не справа, так слева заеду. Наташа точно станет моей женой. А ты фишку унюхала?
— Унюхала? — недоуменно повторила я.
Погодин поднес подвеску прямо к моему носу.
— Надо же, пахнет печеньем, — удивилась я. — Очень вкусно, прямо съесть медальон хочется.
Погодин поставил коробочку в центр стола.
— Верно. Ноу-хау в цацках — ароматное украшение. Значит, так. Мы с Натой сегодня вечером приедем сюда. Ваша задача хвалить меня изо всех сил.
— Может, напишешь текст? — сдерживая смех, спросила я. — Заучу панегирик наизусть.
Но вопреки моим ожиданиям, Гена воспринял мое зубоскальство всерьез.
— Хм, отличная идея. Прямо сейчас и займусь. В машине по дороге в офис накропаю и тебе на почту пришлю. Сама затверди и пригляди, чтобы остальные вызубрили.
— Петь осанну должны все присутствующие? — уточнила я.
— Естественно! — воскликнул Геннадий. — Будет странно, если ты заголосишь дятлом, а Феликс, Дегтярев, Маша с Юрием станут сидеть с каменными мордами.
Я пошла к чайнику. Ну да, будет очень странно, если я запою дятлом. Эта полезная птица не способна, как соловей, выводить заливистые трели, она стучит носом по стволу дерева.
— Где шофер? — начал злиться Погодин. — Куда он подевался?
— Трудно тебе без секретарши, — вздохнула я.
— Сегодня вечером появится новая баба, — ответил Гена, — наверное, такая же идиотка, как предыдущая, Тамара. Или она Лена была? Не помню, как ее звали.
— Нина, — подсказала я.
— Отвратительная сотрудница! — взвился Погодин. — С кривыми руками. Не пойми с чего эта Катька…
— Нина, — поправила я.
— Скажи, чего ради эта Ленка взялась чай в вашем доме готовить? — продолжал Погодин. — Уронила, жаба, заварник и разбила. Вот и пошла вон.
— Чайник не дорогой, — вздохнула я, — не семейная ценность. Самый обычный из московского магазина.
— Всем известно: я ненавижу, когда фарфор бьют, — оскалился приятель мужа. — Да, ненавижу! Того, кто чашку кокнул, сразу гоню вон. Навсегда! И меня дико раздражало ее постоянное «да». Танька, принеси папку! Да. Попрыгай на одной ноге! Да. Улыбайся! Да. На все: да, да, да… Обрыдло! Вон ее!
Я загремела посудой. Вот вам Погодин во всей своей красе. Будешь с ним соглашаться, он перестанет тебя уважать, живо потеряет интерес. А вот ежели воскликнуть «нет!», Гена обозлится, но постарается, чтобы человек переменил свое мнение. Если Наташа Кузнецова не прочь связать свою жизнь с Геной, то она поступила абсолютно правильно, отвергнув его руку, сердце и кошелек. Теперь Геннадий станет еще настойчивее.
— Где мой кейс? — спросил Дегтярев, заглядывая в столовую. — Опять кто-то выключил будильник! Что за дурацкие шутки? Из-за вас я проспал.
— Слышала, как он пищал, — возразила из коридора Ира. — Долго выл, минут пять. А вы, как обычно, не слышали, потому что сон у вас богатырский.
— Портфель со вчерашнего вечера в холле, — крикнула я.
— И кто его туда поставил? — зашумел толстяк. — Я крайне аккуратен, никогда не бросаю кейс где попало. Ни малейшего порядка в доме — часы сломались, портфель стащили…
Гена расхохотался, а я быстро поднялась на второй этаж, схватила свой телефон и ушла в гардеробную, зная, что там мой разговор никто не услышит.
— Алло, — сказал приятный женский голос.
— Позовите, пожалуйста, Надежду Павловну, — попросила я.
— Слушаю вас, — донеслось из трубки.
— Меня зовут Дарья Васильева, — представилась я.
— Очень приятно, — обрадовалась вдруг хозяйка квартиры, где была зарегистрирована Вероника Балабанова. — Ждала вашего звонка еще вчера. Нам надо встретиться.
— Да, — ответила я, очень удивленная реакцией Фоминой.
Кто ей мог рассказать обо мне? Официантка Аня? Герасимова знакома с Фоминой?
— Можете прямо сейчас подъехать? — спросила Надежда Павловна.
— Прямо сейчас не получится, я живу в Подмосковье, — пояснила я. — Думаю, мне до центра больше часа ехать.
— Ничего, я все равно дома сижу, — ответила художница. — Марокканский чай любите?
— Обожаю, — призналась я.
— Я завариваю его лучше всех в Москве, — похвасталась собеседница. — Жду вас с нетерпением.
Глава 28
Необычный дом с красивыми скульптурами на фасаде я нашла сразу. Подъезд оказался не заперт, внутри на стене висела табличка «Квартира 1а», жирная стрелка, нарисованная под ней, указывала на лестницу, ведущую вниз. Я спустилась по выщербленным ступенькам, увидела дверь, на которой был нарисован большой глаз, под ним надпись «Мы все видим». Створка распахнулась, выглянула полная женщина в бордовом платье.
— На что угодно спорю, вы — Дарья! — весело воскликнула она. — Молодая совсем! И это отлично! Неохота со старой перечницей, такой как я, работать. Входите скорей, сейчас чаек забацаю.
Продолжая болтать, хозяйка втянула меня внутрь, и я ахнула:
— Вот это да! Сколько метров в этом зале?
— Вроде триста, — протянула Фомина, — или четыреста. Точно не знаю. По документам помещение нежилое, мастерская, что не мешает мне распрекрасно в нем обитать. ЖЭК, или как там теперь эта контора называется, ко мне не пристает, потому что один добрый человек еще в девяностые годы помог мне подвал приватизировать. Правда, как-то раз его у меня пытались отнять, однако дуля им всем!
